15 глава 1 часть
Глава 15
21 января – 23 января
День сто пятнадцатый, четверг, продолжение
– Что?! Кого?..
– Не знаю, я никогда о нем не слышал. Отец каким-то чудом сумел его найти. Его арестовали, отправили на допрос в Министерство, а завтра доставят сюда. Он снимет проклятье, – Малфой судорожно сглотнул, – и мы… будем свободны.
Гарри вытаращил глаза.
– З-завтра?
– Да.
Они уставились друг на друга, и у Гарри мелькнула мысль, что чувства, охватившие сейчас их обоих, он не смог бы описать даже ради спасения собственной жизни.
– Не может быть… – ошеломленно проговорил он.
– Да уж.
Малфой опустил взгляд, и Гарри заметил, что слизеринца от предельного напряжения бьет дрожь. Как, впрочем, и самого Гарри. Он коснулся плеча Малфоя, не зная зачем – спросить, поздравить, успокоить, самому успокоиться или еще что, – но решил, что причина не важна, поскольку Малфой без колебаний ответил на объятие и прижал Гарри к себе, а потом, улыбнувшись, отстранился и заметил слегка дрожащим голосом:
– Похоже, ты чувствуешь себя так же, как я, когда только узнал.
Гарри сглотнул.
– Все-таки… что произошло?
– Я больше ничего не знаю. Кроме имени: Парнасиус МакКей, но оно мне ничего не говорит. Я не слышал о таком Пожирателе, но, с другой стороны, я же не всех знаю… – Малфой внезапно умолк, охваченный тревогой, и снова слегка напрягся.
У Гарри упало сердце; он судорожно вздохнул.
– Нет, не надо, не закрывайся от меня… – торопливо произнес он.
Малфой бросил на него острый взгляд, но перевел дыхание и заставил себя расслабиться, прислонившись лбом ко лбу Гарри. Они снова погрузились в молчание.
«Свободен», – думал Гарри, еще не отошедший от потрясения. Больше ни уз, ни вынужденной близости, ни времяпрепровождения в компании слизеринцев, ни изоляции от собственных друзей и своего факультета, ни недомолвок в разговорах о политике. Ни постоянного опасения пострадать, если что-то случится с Малфоем, ни необходимости справляться с проблемами, когда все идет наперекосяк…
Свободен идти, куда захочет. Свободен играть в квиддич, общаться с друзьями, учиться на аврора, снимать квартиру с Роном – и не оглядываться на Малфоя. Снова стать семнадцатилетним холостяком.
Свободен.
– Что нам теперь делать? – тихо спросил Гарри, восстановив некоторую ясность мысли.
– Не знаю, – так же тихо ответил Малфой. – Наверное, надо вернуться и рассказать, что случилось. Ты как, готов?
Гарри оцепенело кивнул.
– А потом… потом, наверное… Наверное, нам надо подготовиться или что-то вроде того. Правда, не знаю как, но…
Гарри встряхнул головой – он все еще не пришел в себя, – и они направились в Большой зал.
– Что там такое? – спросила Паркинсон, когда они присоединились к группе. – Что сказал твой отец?
Юноши неуверенно переглянулись.
– Гарри? – забеспокоилась Гермиона. – Что случилось?
Малфой и Гарри обменялись чуть заметными улыбками, и слизеринец откашлялся.
– О, ничего особенного. Отец поймал того, кто нас проклял, только и всего.
– Что?! – изумленно воскликнули сразу со всех сторон, и Гарри не смог сдержать улыбку.
Взглянув друг на друга с веселым удивлением, юноши сели за стол, догадываясь, что позаниматься сегодня, скорее всего, не удастся.
***
– Как снять приклеивающие чары? – поинтересовался Гарри вечером.
– Parietibus Dehaerent, – рассеянно ответил Малфой.
Гарри кивнул и, повторив заклинание, снял со стены спальни плакат «Стресморских сорок». Свернув его, гриффиндорец оглядел комнату. Он так и не решил для себя, что стало большим потрясением: сентябрьское проклятье или сегодняшняя новость. Проклятье должно было сильнее выбить из колеи, хотя бы из-за эффекта неожиданности, но по почему-то сейчас Гарри испытывал гораздо большее смятение.
– Ты забыл игрока, – напомнил Малфой.
Он махнул палочкой в сторону своих «Осмингтонских ос», собрал игроков на плакат, свернул его в рулон и убрал в сундук вместе с гербом факультета и фотографией заката над святилищем Дельфийского оракула. Еще раз рассеянно взмахнув палочкой, Малфой уничтожил бутылку сливочного пива, принесенную с вечеринки, которую они с Гарри покинули всего двадцать минут назад.
Их друзья ликовали. Веселясь и торжествуя, они решили устроить импровизированную «разводную вечеринку», причем, как объявил Забини, в Выручай-комнате, поскольку ни гриффиндорская башня, ни слизеринские подземелья для этой цели не подходили.
– Отлично, дружище, – с энтузиазмом согласился Рон. – Раз уж у них не было нормальных свадебных праздников, ну, знаешь, мальчишники накануне, а в день свадьбы – общее торжество, сделаем наоборот. Сегодня устроим предразводную вечеринку с ними обоими, а завтра – две отдельных, для каждого из них!
Это оказалось хорошей идеей. Было весело. Все немного опьянели, хотя не пили ничего крепче сливочного пива, вспомнили уйму забавных историй о разных глупостях, сделанных за последние месяцы, и неприятности, которые доставляла вынужденная близость, приобрели юмористическую окраску – теперь, когда с близостью было уже почти покончено. Рон и Паркинсон, например, с удовольствием пересказывали историю о том, как парочка напилась во время «отпуска», и Гарри не мог не восхититься ловкостью слизеринки, которая сумела аккуратно обойти вопрос, почему не выдала пьяного Малфоя.
Вечеринка удалась, и они прекрасно провели время. Гриффиндорцы, слизеринцы, несколько рэйвенкловцев и хаффлпаффцев – все вместе веселились и пребывали в праздничном настроении. Радуясь за Гарри и Малфоя – и тому, что время их принудительной совместной жизни подходило к концу.
– Кто первым разбирает шкаф, ты или я? – спросил Гарри, складывая книги.
– Ты. – Малфой сел у окна и уставился наружу.
– О чем задумался? – поинтересовался гриффиндорец, убирая рубашки в сундук.
– О МакКее. Каково будет с ним встретиться. – Малфой задумчиво нахмурился. – Меня действительно тревожит, что я ничего о нем не знаю. Не знаю даже, связан ли он с кем-то из наших одноклассников. То есть я чуть не свихнулся за последнее время, пытаясь выяснить, кто и как… Думал, если его когда-нибудь найдут, смогу сказать: «О, вот теперь все понятно, как я мог не подозревать», но – не могу.
– Ясно.
– Просто… я хочу сказать… все так бессмысленно. Словно теперь опасность может возникнуть откуда угодно.
– Добро пожаловать в мою жизнь, – рассеянно заметил Гарри, рассматривая пятно на одной из рубашек. – Но если его нашел твой отец, видимо, МакКей – Пожиратель, как все и предполагали.
– Возможно.
– Хотел бы я знать, как твой отец его поймал.
– А я бы не хотел, – отрезал Малфой.
Гарри оторвался от упаковки сундука, на мгновение замер в нерешительности, но все же спросил:
– Ты задумывался, что твой отец будет теперь делать?
Малфой слегка напрягся.
– Конечно.
– И чего бы тебе хотелось?
Слизеринец смерил Гарри серьезным взглядом.
– Хочешь поссориться?
– Нет, не особенно. – Гарри глубоко вздохнул. – Как думаешь, что вообще теперь будет?
Малфой пожал плечами и снова отвернулся.
– Не могу представить, что все станет, как раньше, – и сказав это, Гарри понял, что имеет в виду не только Люциуса.
Малфой тоже это понял, судя по тому, как у него перехватило дыхание.
И он по-прежнему не смотрел на Гарри.
– А ты можешь?
– Почему бы и нет? – тихо ответил Малфой.
– Но ты видел сегодня то же, что и я, правда? Гриффиндорцев со слизеринцами на общей вечеринке – и все прекрасно ладили.
– Видел, да. Но слизеринцы разговаривали только между собой. А завтрашние вечеринки пройдут порознь. Я бы сказал, что скоро все вернется на круги своя.
Гарри нахмурился.
– Не обязательно. Они подружились за последнее время – взять хоть Рона с Блейзом. Дин и Трейси Дэвис практически встречаются. Больше того, Лаванда и Блейз не так давно, можно сказать, тесно общались…
– У Лаванды и Блейза ничего не вышло, сам знаешь. И у Томаса с Трейси не получится. – Малфой встряхнул головой, все так же глядя в окно, и тихо добавил: – У гриффиндорца ничего не получится со слизеринцем.
– Получится. Получилось.
– У нас? – Малфой медленно покачал головой. – Мы шесть лет ненавидели друг друга. Такое не исчезает за четыре месяца.
– Читай «Пророк» хоть иногда, – с горечью заметил Гарри. – Твой отец, кажется, думает иначе. По крайней мере, именно это он говорит направо и налево. Он был на стороне тех, кто убил моих родителей и крестного, – и сам не раз пытался меня убить, а я чуть не убил его и в итоге засадил в Азкабан, – но послушать твоего отца, так это все в прошлом.
– Если ты искренне веришь его словам, ты еще наивнее, чем…
– Ни черта я не верю! – рявкнул Гарри. – Ему – нет, но тебе…
– Какая разница?
– Лгать супругу в начале связи невозможно, Драко. Ты сам говорил.
– Так наши узы уже не новые, Гарри. – Малфой встал, сдерживая закипающий гнев. – Разве ты забыл ритуальный круг? Забыл, сколько там всплыло ненависти? Все едва не сорвалось именно потому, что даже те, кому мы были дороже всего, чуть не позволили своей ненависти убить нас.
– Чуть. А помнишь, почему мы выжили? Как выжили? Гермиона и твоя мама, Панси и Невилл, Рон и твой отец – все они ненавидели друг друга, но забыли об этом, чтобы спасти нас. И Панси, и Снейп, и Рон – все напомнили нам о хорошем, чтобы показать: мы не должны продолжать ненавидеть друг друга только потому, что всегда было так.
Малфой снова отвел взгляд.
– Наша… дружба – реальна. Дружба Блейза и Рона… все это не исчезнет просто так.
– Семья Блейза не служит Темному Лорду. Но это может измениться в любой момент, и тогда…
– Драко… семья Невилла тоже может решить перейти на сторону Волдеморта. Но это не значит, что перейдет – или что Невилл последует за ними.
Повисла тишина.
Гарри с трудом сглотнул.
– После всего, что мы вместе вынесли… почему ты хочешь вернуться к прежнему?
– А какой у нас выбор? Мы не в одной команде.
– Но и не обязаны быть во враждующих.
– Я не верю в то же, что и ты.
– Мне все равно! – огорченно возразил Гарри.
– А мне – нет!
– У нас есть кое-что поважней политических взглядов!
– Да, узы! – раздраженно парировал Малфой. – И завтра их не станет!
– И больше ничего?
– Ничего!
– Лги себе, если хочешь, но не мне!
– Пошел к черту! – Малфой шагнул к выходу.
– Драко! – Гарри схватил его за руку, но слизеринец вырвался.
– Не смей так со мной, слышишь, не смей… – выдавил он.
– Я не позволю, чтобы все вот так закончилось, – сердито ответил Гарри.
– Отлично, пошли, вернемся на вечеринку и скажем, что расходиться рано…
– К черту вечеринку, я не хочу…
– А я… а я не хочу… – Малфой отвернулся, и Гарри внезапно понял, что слизеринец уже на грани и держит себя в руках только усилием воли.
– Извини. – Гарри выпустил Малфоя и отступил. – Иди, если хочешь, но… – Он снова сглотнул. – Это же последняя ночь… Все должно было быть совсем не так.
Слизеринец замер, уставившись в пол, и Гарри почувствовал, как множество самых противоречивых желаний разрывают Малфоя на части, а потом тот наконец развернулся и обнял гриффиндорца.
– Черт, прости, – пробормотал он, уткнувшись Гарри в шею.
– Нет, это ты…
– Заткнись. – Малфой накрыл его рот своим, и Гарри с готовностью поддался тому единственному между ними, что не требовало усилия, что всегда удерживало от срыва, как бы близко к краю они ни подошли.
– О боже, да, – прошептал он, когда Малфой увлек его на кровать и потянул на себя, в то время как их пальцы уже боролись с пуговицами и молниями.
– Мерлин, да, – выдохнул слизеринец в волосы Гарри, торопливо стягивая с него рубашку.
– Ты не?..
– Да, давай… – Малфой приподнялся, высвобождаясь из остатков одежды, перекатился поверх Гарри, дотянулся до флакона с маслом, передал его гриффиндорцу и впился поцелуем ему в губы, задыхаясь от прикосновений смазанных пальцев, энергично помогая и поторапливая: – Хватит, я готов, хочу тебя… – И наконец опустился на Гарри верхом, впуская его в себя.
Гарри застонал, сдержав готовое сорваться с языка проклятье, и, зажмурившись, откинулся головой на подушку. Он снова открыл глаза, только чтобы увидеть, как чувственно двигается запрокинувший голову слизеринец, и был вынужден прикусить губу. Тот выглядел просто потрясающе. Гарри казалось, что можно кончить от одного только вида двигающегося Малфоя, даже если забыть о физических ощущениях.
Хотя ощущения тоже были совершенно сногсшибательными. Гарри подтянулся повыше, вцепился в спинку кровати и снова закрыл глаза, прислушиваясь к прерывистым вскрикам и сознавая, что их с Малфоем соитие – чистая поэзия, рай на земле, полное совершенство. А потом Гарри сел, притянул слизеринца к себе, и их губы слились, а движения стали судорожными и беспорядочными.
Они кончили, вцепившись друг в друга изо всех сил, задыхаясь друг другу в рот. Зажмурив глаза, почти растворяясь один в другом, полностью совпадая – во всем. Полное, черт побери, совершенство.
И завтра все это закончится.
Они сидели, крепко обнявшись, их дыхание медленно выравнивалось. Наконец Малфой глубоко вздохнул, осторожно высвободился и лег рядом; Гарри рассеянно перебирал волосы слизеринца, а тот медленно вычерчивал узоры на Гарриной груди. Оба погрузились в размышления, изо всех сил стараясь не вспоминать, что вместе в последний раз.
Гарри напомнил себе, что после развода его ждет много хорошего. Ему больше не придется зря тратить время, наводя порядок на письменном столе, только чтобы не раздражать Малфоя; улаживать отношения между Роном и Малфоем, которые до сих пор иногда принимались цепляться друг к другу; лавировать в гуще слизеринских интриг; скучать по друзьям…
Тихий вздох вырвал Гарри из задумчивости.
– Что такое?
Малфой слегка покачал головой.
– Знаешь… Не то чтобы я не радовался разрыву связи, но… будет не так просто обходиться без регулярного секса.
Гарри улыбнулся.
– Да, секс – не самое плохое в узах.
– Не чувствуешь себя полным кретином, что целый месяц держал нас на голодном пайке?
– Немного, – хихикнул Гарри.
Малфой откашлялся.
– Когда в следующий раз начнешь с кем-нибудь встречаться, попробуй не задерживаться на стадии пугливой лани и сразу перейти к лучшей части, хорошо?
Гарри проглотил комок в горле, решительно заставив себя не обращать внимания на противоречие между небрежным тоном и бурными эмоциями слизеринца.
– Я постараюсь, правда.
– Забавно, – задумчиво продолжил Малфой. – Я знал, что в конце концов мы сможем встречаться с другими, но не ожидал, что так скоро. То есть я считал, что где-то через месяц будет уже можно, просто не собирался, по крайней мере, до окончания школы. И не только потому, что отец подавился бы собственным языком, если бы что-то такое просочилось в «Пророк».
Гарри усмехнулся, представив себе эту картину.
– Джинни Уизли ведь уже уйму лет в тебя влюблена, да?
– Хочешь спросить, собираюсь ли я с ней спать – теперь, когда для этого уже не надо будет, как ты выразился, изменять направо и налево? – хмыкнул Гарри.
Малфой рассмеялся.
– Помнишь, как она выглядела, когда это услышала? Словно проглотила соплохвостого мантикраба.
– Это было довольно бестактно с твоей стороны.
– Потому что она целую вечность по тебе сохнет?
– Вряд ли. Думаю, она перестала еще на первом курсе.
– Панси клянется, что Уизли не прекращает о тебе думать, даже когда… ну, с кем-нибудь другим. Как я слышал, на нее большой спрос.
– Будет не хватать острых ощущений, пойди и повтори это там, где тебя может услышать Рон.
Малфой фыркнул.
– Ты бы стал с ней спать, если бы она захотела?
– Не думаю. Она сестра Рона. Вряд ли в конечном счете у нас бы что-нибудь сложилось, – покачал головой Гарри.
Малфой закатил глаза.
– Знаешь, никто не ждет, что ты будешь прямо сейчас завязывать отношения на всю жизнь. Это же нелепо – жениться в семнадцать лет.
– Нелепей, чем в семнадцать развестись?
Малфой вздрогнул.
– И правда. Ну, я, во всяком случае, не собираюсь чахнуть с тоски. Вероятно, посмотрю, можно ли убедить Панси… пойти мне навстречу.
Гарри рассмеялся, решительно заткнув ту часть своего «я», которая ощетинилась при мысли о Панси, и понадеялся, что Малфой не обратил особого внимания на эмоции партнера. Конечно, сейчас Гарри чувствовал ревность, но это пройдет после разрыва связи. По крайней мере, надо надеяться.
– Так или иначе, тебе не придется самому искать подругу жизни. Теперь этим займутся твои родители, верно?
– О да. – Лицо Малфоя немного прояснилось. – Да, мы оба сможем получить то, чего хотели. Я – политический союз, а ты – свою маггловскую заморочку с цветами, сердечками, детишками и тому подобным. И теперь нам обоим будет намного легче. – Он хмыкнул. – Если уж мы смогли поладить друг с другом, то сможем ужиться с кем угодно.
Гарри не удержался от улыбки, несмотря на довольно странную тему разговора. Малфой продолжил:
– Теперь ты сможешь как-нибудь заняться сексом с девушкой.
– А что, он сильно отличается?
Слизеринец фыркнул.
– Ну, с моей позиции – довольно болезненной, кстати, – если только чуть-чуть. – Он призадумался. – Но если смотреть с другой стороны… да. Девушки… пожалуй, мягче. И обидчивей. На них уходит больше времени. Что не обязательно плохо.
– Да, не всегда, – зевнул Гарри, чувствуя, как Малфой пропускает его волосы сквозь пальцы, рассеянно распутывая основной колтун.
– Но поначалу… может быть непросто, – добавил слизеринец, и Гарри заметил неуверенность в его голосе.
– Ага.
Малфой словно хотел сказать что-то еще, но потом вздохнул и пожал плечами.
– Нужно просто привыкнуть, и все будет в порядке.
Гарри прижал слизеринца к себе и внезапно захотел сказать, что нет, ничего не будет в порядке, но прогнал эту мысль и сосредоточился на удовольствии от объятия. Может быть, это в последний раз.
Малфой поглаживал Гаррину щеку – такое нежное прикосновение, такое привычное. Каково будет никогда больше этого не чувствовать? И спать одному? Гарри взял слизеринца за руку, переплел их пальцы и уткнулся носом ему в шею. Глубоко вздохнул – и рассмеялся, почувствовав, что тот снова начинает возбуждаться.
– Шутишь.
Малфой улыбнулся, немного смущенный, и пожал плечами.
– Вполне возможно, – признал он. – Знаешь, последний шанс и все такое.
Гриффиндорец закрыл глаза, не желая думать о том, насколько небрежным и безразличным показался бы голос Малфоя любому, кто не мог бы почувствовать его смятения. Как уже завтра не сможет сам Гарри.
– Вполне возможно. – Гарри вернул улыбку и поцеловал Малфоя, а тот принялся покрывать поцелуями шею и грудь гриффиндорца, медленно перемещаясь все ниже и ниже. – Драко, – прошептал Гарри, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на губах и языке Малфоя, который уже добрался до живота. – Можешь… хочешь быть сверху?
Малфой замер; воцарилась долгая тишина.
– Шутишь.
– Нет.
Малфой испустил гортанный стон и передвинулся вверх, стиснув Гарри в объятиях и зарывшись лицом в его волосы.
– Что такое? – нервно спросил Гарри.
– Просто… просто ты… идиот, – приглушенным голосом ответил слизеринец. – Это наша последняя ночь, а ты… – Он медленно покачал головой и добавил: – Просто… черт, Гарри, иди ты на хуй.
– О том и речь, – немного неуверенно подтвердил гриффиндорец, и Малфой мимолетно улыбнулся. – Разве ты не хочешь?
– Хочу. Но… почему сейчас?
– Думал… думал, еще будет время. Я и раньше хотел, но…
Малфой кивнул и кашлянул, прочистив горло.
– Ты уверен?
– Да.
– Я не хочу сделать тебе больно.
– Не сделаешь.
Малфой впился в него взглядом, и Гарри подумал, что раньше, до уз, мог бы поклясться: все, на что способен слизеринец, – это подстраивать пакости, оскорблять и трусить. Но за время связи Гарри видел Малфоя с самых разных сторон. Видел его нервным, задумчивым, возбужденным, удивленным, усталым, ласковым, веселым… а еще – серьезным и нежным, как сейчас. В нем оказалось столько всего, о чем Гарри даже не подозревал, хотя они шесть лет встречались почти ежедневно.
Гарри вздохнул и откинулся на подушку, предоставив Малфою вести, захваченный медленно нарастающим возбуждением. Как все знакомо. Сколько раз они прикасались друг к другу, изучая, что кому нравится. Гарри точно знал, какого места на шее надо коснуться, чтобы Малфой начал извиваться. Какие ласки быстрей доводят его до предела. Какие звуки он издает, приближаясь к оргазму. И Малфой знал столько же: как обнимать Гарри, какие поцелуи он предпочитает, как ему нравится, чтобы слизеринец иногда держал его за руки и не давал двигаться свободно…
Малфой указал на масло, вопросительно приподняв брови; Гарри кивнул и закрыл глаза. Слизеринец поцеловал его, и Гарри растворился в ощущениях: теплые, шелковистые губы, рука, ласкающая лицо, другая рука, размазывающая масло, – и подступающее головокружение. Пальцы, язык, губы, заставляющие полностью расслабиться, вызывающие дрожь и отчаянное желание почувствовать, как Малфой…
Гарри ахнул от мимолетной боли, ощутил беспокойство Малфоя и поспешно приник к его губам, как только слизеринец попытался отстраниться. И снова ахнул, когда тот шевельнул пальцами внутри.
– Боже, это и правда приятно, – с легким удивлением пробормотал он, и Малфой хихикнул.
– А ты думал, я притворялся?
– Нет, но… о боже, – Гарри подавил стон, борясь с желанием кончить, которое становилось все сильней и сильней. – Это так… черт, почему я раньше этого не делал?
– Рано радуешься, – предупредил Малфой. – Сейчас… сейчас я… Будет больно, ты же знаешь, да?
– Плевать. – Гарри вцепился в слизеринца и снова притянул в поцелуй. – От чего мне больно, так от того, что чертовски нужно кончить, а ты, конечно, не торопишься, – разочарованно добавил он.
– Терпение, – рассмеялся Малфой.
– На хрен терпение. – Гарри привлек Малфоя на себя и обхватил ногами его бедра. – Я не хочу ждать всю ночь, Драко, – добавил он, и слизеринец фыркнул.
– Настойчивый, да?
– Пожалуйста, ну давай же, пожалуйста, – шепотом взмолился Гарри, обострившиеся ощущения сводили его с ума. Малфой удерживал гриффиндорца на такой тонкой грани наслаждения, что довел почти до исступления, но поторапливаться, похоже, и не думал.
– Я… не хочу сделать тебе больно, – тихо признался Малфой между поцелуями; его руки и губы приводили Гарри в такое состояние, что он уже не мог сдерживать непрекращающиеся стоны. – Гарри… ты уверен?
– Чтоб тебя, Малфой, пожалуйста, я ведь сказал уже, пожалуйста, – вырвалось у Гарри; часть его сознания пыталась понять, как можно одновременно так страстно желать и разрядки, и бесконечного продолжения.
Малфой глубоко вздохнул, шевельнулся – и Гарри прикусил губу и закрыл глаза. Слизеринец сказал правду: действительно было больно, хотя и не слишком. Но какая разница, если они с Малфоем – наконец-то – делали нечто настолько интимное, такое, что Гарри даже не подумал бы делать с другим; и поверх быстро отступающей боли и головокружительного возбуждения осталась только мысль: каким идиотом он был, что не решился раньше. И как ясно понимал сейчас, почему Малфой совсем не возражал быть снизу.
Как странно осознавать себя одновременно и всевластным, и полностью бессильным. Другая плоть в его теле, другой человек определяет большую часть происходящего – и все же Гарри не чувствовал себя используемым, не ощущал ни испуга, ни обиды – ничего из того, что боялся. Словно привычное чувство – что Малфой, позволяя Гарри вести, тем самым даровал ему невероятную привилегию – повернулось другой стороной, и Гарри мог ощущать восторг слизеринца, получившего возможность делать что захочет. Его сосредоточенность и внимание, с которым он заботился, чтобы Гарри получил не меньше удовольствия, чем он сам.
Позволить контролировать себя – какое невероятное ощущение. Именно то, чего не хватало Гарри, когда он был сверху, потому что он всегда немного тревожился, как бы случайно не повредить Малфою. Позволить контролировать себя – и дать Малфою делать что хочет; чувствовать, как он дрожит, толкаясь в Гарри, сжимая Гарри в объятиях, ведя Гарри и заботясь о нем.
Он откинул голову, застонав от удовольствия, когда Малфой переплел их пальцы, удерживая руки по бокам, доводя Гарри до предельного напряжения, перед тем как наконец – наконец-то – толкнуться чуть-чуть сильней… и они вскрикнули одновременно, настигнутые оргазмом.