Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
Глава 19 27 февраля – 16 марта
День сто пятьдесят второй, суббота, продолжение
– О боже, – выдохнул Гарри, вбежав в больничное крыло. Он примчался сюда в обеденный перерыв вместе с Роном и Гермионой.
Драко полусидел на одной из кроватей, его щека была заклеена пластырем, нижняя губа разбита, а левая рука висела на перевязи. Рядом, на стуле, сидела Панси. Все выглядело еще хуже, чем Гарри мог себе представить, когда услышал, что произошла «стычка» и Драко попал в госпиталь.
Драко сухо улыбнулся и язвительно заметил:
– Видел бы ты моего противника.
Гарри в ужасе покачал головой и нерешительно коснулся руки Драко, не зная, примет ли тот открытое проявление внимания. Зная только одно: кто бы ни сделал это, его будут отскребать от стены, после того как Гарри с ним разберется.
– Нет, тебе и правда стоит взглянуть на противника, – мрачно заметила Панси, а Драко схватил Гарри за руку и подтянул к ближайшему стулу, прямо напротив того, на котором сидела она.
– Кто это сделал? – подойдя к Панси, тихо спросила Гермиона.
– Гойл, – ответила та.
– Что?! – вскричал Гарри, не веря своим ушам, а Рон цветисто выругался за его спиной.
– Хватит вопить, придурки, – устало сказал Драко. – Вы все не так поняли.
– Он сам рыдал в три ручья, когда закончил, – покачала головой Панси. – Бедняга.
– Э-э-э… что? – недоуменно переспросил Гарри.
– Это Панси его попросила, – пояснил Забини, подходя к кровати. Он встал рядом с Роном и скрестил руки на груди. – И ей пришлось потрудиться, чтобы специально для него найти слова попроще.
Гриффиндорцы обменялись ошеломленными взглядами.
– Отец своим вопиллером нарисовал мне мишень на спине, – нетерпеливо сказал Драко. – Возвращаться в слизеринское общежитие стало слишком опасно…
– Так какого черта ты не пошел со мной в гриффиндорское? – сердито спросил Гарри. – Я же сказал тебе после завтрака, что…
– Заткнись, пожалуйста, мне больно говорить, и я предпочел бы тебя не перекрикивать. Да, ты предложил, но, помнится, я сразу сказал, что не могу просто взять и уйти. Потому что даже если меня потом снова примут в семью, на мне останется клеймо бесхребетного труса. Поэтому Панси попросила Гойла избить меня так сильно, чтобы я мог попасть в госпиталь, но не настолько, чтобы изувечить. Он хорошо постарался: ни глаза не подбил, ни носа не сломал – всего лишь пара трещин в ребрах, рука и губа.
– Вы все чокнутые, – пробормотал Рон.
– Возможно, но в результате я сейчас в безопасном месте и смог при этом не потерять лица – а так бы и вышло, если бы я просто где-нибудь спрятался. Ну а Гойл помог другу и при этом выслужился и перед своим отцом, и перед моим. Куда ни глянь, всюду выгода.
– Полностью чокнутые.
– Знаешь, после того как Гойл двадцать минут рыдал и сморкался в мой галстук, я начал сомневаться насчет выгоды, – холодно заметил Забини.
– Гойл переживет, – отмахнулась Панси. – Зато это может помочь Драко объясниться с отцом. – Забини насмешливо фыркнул, но промолчал. – Может, Люциус посчитает, что Драко уже достаточно наказан. Или еще лучше – почувствует себя виноватым за то, что так его подставил.
Драко цинично усмехнулся.
– А еще он может сказать, что готов передать мне семейный бизнес, чтобы самому заняться разведением болотных фонарников, но я бы на это не рассчитывал, Панси.
– Ты действительно собираешься к нему? – скептически спросил Рон. – После того как он публично от тебя отрекся?
– А ты что бы сделал, Уизли? – поинтересовался Драко.
– Я бы не вернулся домой, это точно. Если бы мои родители так со мной поступили, я бы… я бы…
– Ты бы – что? Побежал к одному из десятка своих братьев? – Драко ухмыльнулся. – Или еще к кому из сотни рыжих родственников? Или к какому-нибудь другу-приятелю доброго дедушки Дамблдора? Мне больше некуда идти, – с горечью добавил он. – У меня нет родных, которые бы меня приняли, и нет друзей, которые бы пошли против моего отца.
– Держись сам по себе, – резко предложила Гермиона. – И откажись от своей проклятой семьи.
– И как я буду жить? Даже если забыть о кровной магии, у меня нет ни сикля – на мое имя не открывали счетов. Впрочем, имени у меня тоже нет.
– Подожди, а что он сделает, если ты будешь и дальше пользоваться фамилией? – возмутился Гарри. – Еще раз отречется?
Драко раздраженно закатил глаза, а Панси и Забини скривились.
– Ему не понадобится, – мрачно ответил Рон. – Так уж работает магическое отречение. У Драко действительно больше нет фамилии. – Гарри с Гермионой непонимающе уставились на Рона. – Да вы сами попробуйте. Попробуйте назвать его как угодно, кроме «Драко», – у вас не выйдет.
Гермиона пошевелила губами, и на ее лице отразился ужас.
– Твой отец больной ублюдок, – заключил Рон.
– На этот раз я с тобой соглашусь.
– Он все равно тебя не простит.
– Ты что, стал экспертом по Малфоям? – холодно уточнил Драко.
– Тут не нужно быть экспертом, – вмешался Забини. – Я тебя предупреждал. Я говорил…
– Да-да, спасибо за предупреждение. А теперь можешь уходить. Сам говорил, что не станешь меня поддерживать, если отец все узнает, – что ж, он узнал, так что будь добр, вали отсюда.
– О, не волнуйся, конечно…
– Блейз, заткнись, – оборвала его Панси. – Каким бы он ни был болваном, твои упреки – последнее, что ему нужно. – Она обернулась к Драко. – Как думаешь, мать тоже от тебя отречется?
– Понятия не имею. – Драко пожал плечами. – Она… я не знаю. Она старается не перечить отцу.
– Что ж, может быть, она разрешит тебе взять ее девичью фамилию – тогда ты получишь наследство Блэков.
– А если нет, то почему бы тебе не взять фамилию Поттера? – ехидно предложил Забини. – Так от нее будет хоть какая-то польза.
Драко уже был готов огрызнуться, но увидел, как Гермиона фыркнула и закусила губу. Он сморщил лоб, пытаясь прогнать улыбку, но тут Гермиона зажала рот рукой, давясь от смеха, и Драко не выдержал. Он расхохотался – и она к нему присоединилась.
– Вы чего? – недовольно спросила Панси.
– Драко Поттер? – сквозь смех выдавил Драко, и Гарри тоже рассмеялся. Он не совсем понимал, что их так позабавило, но вид Драко и Гермионы, хохочущих вместе, был сам по себе заразительным зрелищем.
– Ох, Драко, только представь себе лицо Люциуса… – захихикала Панси, и все остальные тоже покатились со смеху.
На шум в палату заглянула мадам Помфри, явно удивилась общему веселью, но ничего не сказала и вернулась в кабинет.
– А что это за кровная магия? – с любопытством спросил Гарри, как только все немного успокоились, надеясь, что не демонстрирует в очередной раз крайнее невежество в вопросе волшебных традиций.
– Ты, наверное, не в курсе, но в волшебном мире оказаться без семьи – это очень серьезно, – ответила Панси без обычного превосходства и снисходительности в голосе. – Когда у человека нет имени и семьи за спиной, его магия работает не на все сто, и он теряет часть природной защиты. Дело не в том, насколько хорош род, к которому ты принадлежишь. Главное – иметь родственные, через кровь или брак, узы хоть с кем-нибудь. Все равно с кем. Если оба, и отец, и мать, отрекутся от Драко и разорвут с ним кровную связь, он останется полностью беззащитным перед людьми и перед всеми формами Темной магии.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
Гарри вспомнил о магии, которая защищала его в детстве через сестру матери, и понимающе кивнул. По логике вещей, родственные связи должны создавать защиту не только в его случае.
– И честно говоря, – добавил Драко, – я не горю желанием разбираться в одиночку с Ноттом, Куини, их родней и теми, кто помог наложить на нас проклятье. Перспектива прожить всю жизнь с мишенью на спине меня совсем не привлекает.
– Если говорить серьезно, даже «Драко Поттер» лучше, чем «Драко Никто», – вступил Забини. – Не обижайся, Поттер.
Гарри нахмурился.
– Знаешь, в этом что-то есть, – задумчиво протянул он.
– То есть?
– Я не против снова жениться, если это тебя защитит. Мы всегда можем потом развестись.
Все уставились на него в изумлении, а Драко поморщился.
– Так вот как гриффиндорцы делают брачные предложения? Твоя галантность сбивает с ног, Гарри.
– Нет, это сделал Гойл, – возразил Забини. – И не спеши отказываться.
– Что?!
– Отец собирается тебя убить. Или еще что похуже. Драко, ты же предпочел ему Поттера.
– Ничего подобного.
– А твой отец считает именно так. Неужели ты думаешь, что если приползешь назад, он просто примет тебя – и все? – Забини сверкнул глазами. – Ты знаешь, что он снова в милости у Темного Лорда. Знаешь, правда? Если ты вернешься в Малфой Мэнор, отец отдаст тебя Лорду. И помоги тебе бог, если это случится.
Гермиона побледнела.
– Но это же…
– Это жизнь, – прервал ее Забини. – Родственные чувства не всегда так сильны, как нам бы хотелось. Близкие люди предают или убивают друг друга, Драко, такое случается каждый день. Твой отец определенно не будет первым. Тебе бы подумать об этом, прежде чем отправляться к нему. Подумать, не идешь ли ты навстречу унижениям или смерти.
– Он бы никогда…
– Он дал слово волшебника, что не покарает никого, кому бы ни вздумалось тебя наказать, – сердито возразил Забини. – Нотт, или Куини, или Эдгарс, или Арчер, или все они вместе могут убить тебя, в прямом смысле слова, и твой отец не станет им мстить, потому что связан клятвой. Неужели ты и правда думаешь, что он хоть на минуту усомнится, отдавать ли тебя Темному Лорду?
Драко сглотнул комок в горле.
– Драко, он не хотел даже вступать в ритуальный круг, чтобы спасти твою жизнь, – мягко напомнил Забини и присел на кровать. – У Уизли чуть мозги не вскипели, пока он пытался его втянуть.
Драко отвел глаза, до боли стиснул руку Гарри и глубоко вздохнул.
– Вступил же в конце концов.
– Сколько ты еще собираешься его оправдывать? Он опасный, жестокий…
Драко вскинул голову и уставился на Забини.
– Он ни разу в жизни…
– Ни разу в жизни не поднял на тебя руку, да, мы помним. Ему этого не нужно, он умеет причинять боль, не шевельнув и пальцем. Ты всегда боялся его, и не без причины. Он же психопат, ты, бестолочь. Идти против него ради постельных игрищ было так же умно, как забавы ради дразнить гиппогрифа.
– А твоя мать, конечно, образец здравомыслия, так? – съязвил в ответ Драко.
– У моей матери есть свои причуды, но, в отличие от тебя, я не такой дурак, чтобы об этом забывать. – Забини с отвращением покачал головой. – Если хочешь знать мое мнение, возвращаться к отцу куда более глупо, чем воспользоваться великодушием Поттера. – Он встал. – В любом случае, я умываю руки. Сам постелил себе больничную постель – сам в ней и спи.
Забини вышел из палаты. Рон с Гермионой, разинув рты, смотрели ему вслед.
– Рты закройте, – холодно посоветовала Панси.
– Так ты об этом говорила? – спросила потрясенная Гермиона. – Когда читала мне лекцию про верность слизеринцев…
Но Панси прервала ее.
– Заткнись! Лицемерная грязнокровная сучка! – в бешенстве закричала она. Рон попытался вмешаться, но Панси убийственным взглядом заставила его замолчать. – Мать Блейза, наверное, убила больше волшебников, чем все вместе взятые колониальные власти – ведьм. Но Блейз все равно помог с Гойлом и пообещал никому не рассказывать, что мы все подстроили. А потом пришел сюда – у вас есть хоть какое-то представление, что бы сделала с ним мать, если бы узнала, что он после отречения вообще разговаривал с Драко? Нет, конечно. Вы даже не задумались об этом. Еще бы, куда легче просто сидеть и упиваться превосходством.
Гермиона ошеломленно заморгала. Повисло долгое молчание.
– Я… прошу прощения, – наконец сказала Гермиона. – Я не знала. – Панси взглянула на нее с легким удивлением, и Гермиона кашлянула, прочищая горло. – Как насчет тебя? Разве твоя семья не будет против, что ты пришла сюда?
Панси пожала плечами.
– Родители, скорей всего, ужасно разозлятся. Но поскольку мой отец – настоящий отец, а не маньяк, – и пожалуйста, Драко, если ты снова собираешься защищать Люциуса, будь добр, делай это там, где я тебя не услышу, иначе меня просто стошнит прямо тебе на мантию, – это всего лишь значит, что мне можно не особо рассчитывать на подарки ко дню рожденья в следующем месяце. Я это переживу.
Драко слабо улыбнулся.
– Отец всегда говорил, что твои тебя слишком балуют.
– От него это комплимент. И все же не стоит испытывать родительское терпение на прочность, так что теперь я, пожалуй, пойду. – Она наклонилась и потрепала Драко по волосам. – Послушай, милый, ты вел себя как последний придурок; не будь ты таким высоким, я бы сама с удовольствием отлупила тебя и избавила Гойла от страданий. Впрочем, тебе уже и так досталось, так что оставляю тебя с твоими… друзьями. Решай, что будешь делать дальше, только подумай серьезно. Лично я считаю, что стоит дать Люциусу шанс, но, возможно, в словах Блейза есть смысл. Хотя я очень огорчусь, если он окажется прав.
Она поцеловала Драко в лоб, стараясь не задеть кровоподтеки, направилась было к двери, но в последний момент развернулась, шагнула к Гарри и со всей силы влепила ему пощечину.
– Будь я чуть выше ростом, ты бы сейчас выглядел, как он, – злобно прошипела она, наклонившись и приблизив разъяренное лицо к лицу Гарри. – Тебе-то нечего было терять. Если бы ты хоть немного заботился о нем, то думал бы о последствиях, а не о том, как поразвлечься. – Она выпрямилась и гордо удалилась.
Гермиона и Рон смотрели ей вслед, покрасневший Гарри держался за щеку.
– Вот стерва, – пробормотал Рон.
– Рон, – укоризненно покачала головой Гермиона. – Она права.
– Что?! – вытаращил глаза Рон.
– Гарри должен был быть осторожнее. Мне очень жаль, но это правда, Гарри, – ты должен был подумать.
Гарри отвел взгляд. Он выглядел совершенно несчастным, и Драко сжал его руку.
– Да будет тебе, Гарри, – запротестовал Рон. – Он знал, что делает, ты не можешь винить себя…
– Рон, только не сейчас, ладно? – Гарри было стыдно смотреть друзьям в глаза. – Может… может, вы пойдете? Я задержусь на какое-то время.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
Они ушли; в палате воцарилось молчание. Наконец Гарри смущенно сказал:
– Она права.
– Уизли тоже, – спокойно ответил Драко. – Я знал, чем рискую.
– Черт, прости… – пробормотал Гарри и повторил: – Пожалуйста, прости меня.
А что еще он мог сказать? Прости, что подверг тебя опасности? Прости, что сломал тебе жизнь? Прости, что был слишком эгоистичным и озабоченным ублюдком, чтобы хоть на минуту задуматься о твоем благополучии и безопасности?
– Ты сам-то хочешь, чтобы я остался? – неуверенно спросил он, заставив себя поднять голову и встретиться с Драко взглядом. – Тебе, наверное… в смысле, как думаешь, твой отец может узнать, что я был здесь?
– Мне все равно.
– Драко…
– Сейчас мне на него глубоко наплевать, – устало сказал Драко. – Я о нем даже думать не хочу.
– Ты попал сюда как раз из-за того, что о нем не думал, – напомнил Гарри.
– Мне все равно, – шепотом повторил Драко.
Его отчаяние причинило Гарри почти физическую боль. Он задумался, пытаясь понять, что может быть нужно Драко, что может ему помочь. Прикинул последствия вариантов: остаться и, возможно, разгневать Люциуса еще сильней – или уйти и позволить Драко справляться со всем в одиночестве. Постарался забыть, чего хочет сам, и думать только о том, что будет лучше для Драко.
– Эй, подвинься, – наконец сказал он, и Драко пододвинулся к краю. Гарри забрался на кровать, и они завозились, устраиваясь лицом друг к другу, как делали уже много раз, начиная с конца сентября.
Гарри глубоко вздохнул и снова взял Драко за руку.
– Если ты пойдешь к нему и он тебя простит, мы больше не сможем встречаться. Ты ведь понимаешь, да?
– Гарри, пожалуйста. Я отправлюсь домой в воскресенье, у меня еще есть время подумать, что ему сказать и что из этого выйдет. Сейчас я действительно не хочу забивать этим голову.
– Значит, до тех пор ты останешься в больничном крыле?
– Да. Помфри сказала, что меня нельзя переводить в другое место. Потому что нашла у меня внутренние повреждения…
– Что?! Но ведь ты говорил…
– …она совершенно не умеет врать, но я не против подыграть ей, если это даст мне возможность держаться подальше от Слизерина. – Драко слабо улыбнулся. – Не смотри на меня так. Блейз наложил сильное обезболивающее заклинание, прежде чем Гойл принялся за дело. Сейчас мне не очень хорошо, но на самом деле я мало что чувствовал, пока из меня выбивали дух.
Гарри с трудом сглотнул и зажмурил глаза. Драко подвинулся и притянул Гарри ближе, устраивая его голову на своем здоровом плече. Гарри огорченно подумал, что не слишком помог: это он должен был сейчас утешать Драко, а не Драко – его.
Они лежали в молчании, Драко рассеянно перебирал волосы Гарри.
– Почему ты постригся? – спросил Драко с любопытством через несколько минут.
Гарри улыбнулся.
– Внес свой вклад в поддержание волшебных традиций.
– Лучше бы оставил как было. Тебе шло.
– Я ведь больше не женат, помнишь?
– Не все волшебные традиции стоит поддерживать, – мягко заметил Драко.
– Вряд ли ты захочешь сказать это отцу.
– Могу и сказать, – возразил Драко. – Это уже ничего не изменит.
Они замолчали.
– Драко… не ходи к нему, – тихо попросил Гарри.
Драко глубоко вздохнул и покачал головой.
– Я должен. По крайней мере, чтобы попрощаться с матерью.
– Но…
– Гарри, я должен. Не надо… давай не будем больше об этом говорить.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
День сто пятьдесят четвертый, понедельник, рассвет
Рон внезапно проснулся и сел, пытаясь понять, что его разбудило.
Из ванной донесся сдавленный звук. Кого-то рвало.
Рон глянул на постель Гарри. Пусто.
– Гарри?
Тишина. Затем снова сдавленный звук. Рон встал и побрел в ванную.
– Гарри? Как ты там?
– Нормально, – откликнулся тот и вышел из кабинки, пошатываясь и вытирая рот.
– Не похоже. А ведь я говорил: хватит глушить огневиски.
– Спасибо, я помню.
Гарри склонился над раковиной, прополоскал рот и поморщился. Он был очень бледен и едва стоял на ногах.
Рон нахмурился. С тех пор как Драко отправился в Малфой Мэнор, Гарри замкнулся в себе, и чтобы его взбодрить, Симус решил прибегнуть к фирменному средству: затеял состязание, кто кого перепьет. Но Гарри привык к огневиски куда меньше Симуса и сейчас, конечно, расплачивался за это.
– Кажется, у Симуса еще осталось немного антипохмельного зелья Булстроуд.
– Не уверен, что удержу его в желудке… – Гарри внезапно бросился в кабинку, и Рон услышал, как его снова вырвало.
– Лучше пусть выходит, чем входит, – заметил Рон, когда Гарри вернулся к умывальнику.
– Да нечему уже выходить, – слабо ответил тот, потирая лоб.
– Что, и голова болит? – сочувственно спросил Рон. Гарри кивнул. – Давно это началось?
– Примерно полчаса назад.
– Ты проснулся от тошноты?
– Нет, от кошмара.
– Что там было?
Гарри пожал плечами.
– Боишься за Драко, да? – спросил Рон, не на шутку огорченный тем, что не то что вслух – даже мысленно не может назвать Драко по фамилии.
– Да.
– Ты же видел, Паркинсон не верит, что ему грозит что-то серьезное. А она знает его отца гораздо лучше Забини.
– Да, вот только… Забини прав, отец Драко настоящий психопат.
Рон внимательно посмотрел на Гарри.
– Ты так и не выкинул из головы чушь, которую она наговорила?
– Она сказала правду.
– Нет. Он взрослый человек и знал, чем рискует.
– Я на него надавил. Он… сомневался, я его почти заставил. А должен был отступить.
– Ты не соблазнял невинную деву, Гарри, – серьезно возразил Рон. – Он сам за себя решил.
– Все равно это было нечестно. Я знал, что он чувствует, и воспользовался – и зря.
– Ну, что сделано, то сделано. Как знать, может, все в итоге обернется к лучшему. Если отец не простит Драко, тебе больше не придется опасаться, что он окажется на другой стороне.
– Он не хочет переходить на нашу сторону.
– Ты уверен?
– Да.
– И все равно хочешь быть с ним? – недоверчиво спросил Рон.
– У него другие убеждения. Они ужасны, но ничего противозаконного в них нет.
– Если Гермиона это услышит, тебе мало не покажется.
Гарри застонал.
– Да знаю я. Что он думает о магглах и магглорожденных – это чистый кошмар. Я с ума от этого схожу. Даже если забыть о моей лучшей подруге, моя мать тоже была магглорожденной, а Драко готов следовать за тем самым маньяком, который ее убил. Но я все равно… – Гарри сжал губы, потом глубоко вздохнул. – У меня до сих пор не укладывается в голове, как он может верить в такую чушь. Он же не дурак.
– Но ты все равно.
– Да знаю я, просто… Как можно, узнав его отца поближе, обвинять Драко в том, что он даже думать боится не по его указке? Отец выкинул его из семьи за свидание с неподходящим человеком. Что он сделает, если у Драко появятся неподходящие идеи?
Рон кивнул, потом озабоченно присмотрелся к Гарри.
– Ты все еще паршиво выглядишь.
– Ага. – Гарри потер лицо рукой. – Я и чувствую себя не лучше.
– Вот что, пошли, возьмем у Симуса зелье. И кажется, у меня еще осталось снотворное, которое Гермиона варила в прошлом семестре. Драко лучше не станет, если ты будешь всю ночь сходить с ума от беспокойства. С тем же успехом можешь и выспаться.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
День сто пятьдесят четвертый, понедельник, вечер
Двери Большого зала открылись, и Гарри поднял голову от тарелки с ужином. В Зале стало тихо, а потом, когда Драко вошел, резко и сразу – очень шумно.
Драко направился прямо к слизеринскому столу, ни с кем не встречаясь взглядом, но не так, словно волновался или стыдился, а так, словно глубоко задумался и немного устал. Взволнованный гул поднялся сначала за рэйвенкловским столом, а затем прокатился по всему Залу: Драко Малфой снова носит кольцо с фамильной печатью. И с этим пришло понимание: Драко Малфоя снова можно называть полным именем.
Его простили.
Гарри зажал рот рукой, сам не понимая, что чувствует. Облегчение – определенно. Слова Забини напугали его до полусмерти, и среди кошмаров прошлой ночи он мог только спрашивать себя, увидит ли Драко еще когда-нибудь. Гарри по собственному опыту знал, каково разозлить Люциуса Малфоя.
Но Драко простили. Что это может означать?
Гарри понял, что пялится, но какая разница, если пялились все – сотни человек не сводили глаз с побледневшего парня, который сел за слизеринский стол, кивнул одноклассникам и взялся за вилку. Панси повернулась к нему, обхватила одной рукой за плечи, и он приобнял ее в ответ. Она о чем-то спросила, но он покачал головой, давая понять, что поговорит с ней позже.
А потом он поднял голову и встретился с Гарри взглядом.
Гарри словно парализовало. Он сам не знал, чего ждал. Отстраненности? Холодности? Сожалений? Но, конечно, не того, что произошло на самом деле, – не легкого кивка и не беззвучного, только движением губ, вопроса: «После ужина?» Ошеломленный, Гарри кивнул в ответ, и новая волна гула понеслась по Залу.
Драко только что перенес бог знает какие ужасы именно из-за свиданий с Гарри, а теперь как ни в чем не бывало назначает ему новую встречу? Да еще на глазах у всех, во время ужина в Большом зале?
Вне себя от изумления, Гарри снова наклонился к тарелке.
***
Гарри вздрогнул, когда дверь квартиры открылась. Драко вошел, увидел Гарри, и на его лице отразилось облегчение. Не меньшее, чем почувствовал сам Гарри, который был не вполне уверен, где именно Драко предполагал встретиться, но решил, что вряд ли на людях. Очевидно, он угадал.
Он начал было подниматься, но Драко только махнул рукой, плюхнулся рядом и утомленно откинул голову на спинку дивана.
– Э-э-э… тебя никто не видел? – обеспокоено спросил Гарри. – Я старался, чтобы меня не заметили, но…
Драко остановил его нетерпеливым жестом.
– Как твои дела? – осторожно спросил Гарри.
Драко пожал плечами.
– Я так понимаю, отец принял тебя назад.
Драко кивнул.
– Значит, он блефовал? – Драко покачал головой, и Гарри нахмурился. – Ты можешь что-нибудь сказать? – спросил он, начиная раздражаться.
Драко повернул голову и взглянул Гарри в глаза, в глубине его собственных глаз таилось нечто непостижимое. Он слегка улыбнулся и кашлянул.
– Не совсем… не много, – ответил он очень тихо, почти шепотом.
– Что… что случилось?
– Он… мне пришлось доказать ему верность, – голос Драко звучал тихо и хрипло. Гарри наклонился ближе, чтобы расслышать. – Показать, что готов пойти на жертвы ради семьи. Готов вытерпеть боль.
– Что он сделал? – севшим голосом спросил Гарри, живот скрутило от страха.
– Ну… ты ведь знаешь, как Темный Лорд проверяет верность сторонников. Это… больно. Очень.
Сердце Гарри остановилось. Он в ужасе прошептал:
– Ты же не… отмечен?
Драко закатил глаза.
– Не глупи. Темная Метка – это честь, а не наказание. Темный Лорд не почтил бы того, кто спал с его врагом, правильно?
– Тогда что?..
Мгновение Драко колебался, потом ослабил галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и приспустил ее.
Гарри со свистом втянул воздух. Прямо под правой ключицей Драко красовался стилизованный герб Малфоев, черная клякса на воспаленной, покрасневшей коже.
– Боже. Боже, Драко. Отец поставил тебе метку?
– Она работает, как Темная Метка, только настроена не на Темного Лорда, а на отца. Через нее он может призвать меня, если захочет, и наказать дикой болью, если я не послушаюсь.
Гарри потерял дар речи. Он осторожно коснулся кожи около метки. Драко втянул воздух сквозь зубы, но не отдернулся.
– Он поставил ее так, как это делает Волдеморт, да? – Гарри слишком поздно сообразил, что назвал Волдеморта по имени, и попытался извиниться, но Драко только кивнул.
Гарри содрогнулся, в памяти всплыли душераздирающие крики Люциуса и Снейпа из воспоминаний, которые он видел во время ритуала. Как Люциус мог забыть обо всем и сделать то же самое с собственным сыном?
– Ничего страшного, – сказал Драко. – Учитывая все, я еще легко отделался.
– Как он сумел тебя заставить?
Драко покачал головой.
– Метку никогда не ставят насильно. Я на нее согласился.
– Но ты же не знал, на что идешь, не знал, как будет больно…
– Узнал, когда он начал. Знаешь, почему Темная Метка доказывает верность? Потому что… ну, все кричат, хотя отец сказал, что я сломался раньше других. Так вот, Темный Лорд всегда делает остановку посередине процесса, и проверка на верность – это захочешь ли ты продолжать или предпочтешь остановиться. – Драко закашлялся. – Я захотел продолжать.
Гарри, потрясенный, судорожно хватал ртом воздух.
– Как ты мог!..
– У меня не было выбора, – просипел Драко, и Гарри вздрогнул. Должно быть, Драко сорвал голос, крича от боли, и все же выбрал продолжение мучений, чтобы не остаться лишенным семьи.
Он отогнал эту мысль и глубоко вздохнул. Что сделано, то сделано.
– Разве ты… я хочу сказать, разве ты не боишься, что тебя увидят со мной? Если…
Драко безрадостно рассмеялся и покачал головой.
– Я могу трахнуться с тобой посреди квиддичного поля, и отец вряд ли станет что-нибудь предпринимать. Я уже доказал, кому верен. Ну а если я заблуждаюсь… – он беззаботно пожал плечами, – мне все равно.
– Но…
– Мне просто наплевать. Да, знаю, все видели, как я назначил тебе встречу. Но откуда кому знать, может, мы просто позанимались вместе. В любом случае, кто бы меня ни спросил, я отвечу именно это, – беспечно заявил Драко и снова откинулся на спинку дивана.
Гарри нахмурился. Как не похоже на Драко. Он раньше не был таким безрассудным.
– А метка – она все еще болит? – спросил он, не зная, что еще сказать.
Драко пожал плечами.
– Не очень.
Гарри нерешительно взял Драко за руку, вспомнив, как рукопожатие успокаивало того раньше – в больничном крыле, после побоев Гойла. И удивился, когда Драко не только позволил к себе прикоснуться, но сам обнял и поцеловал Гарри.
– Драко, – Гарри чуть отстранился, – ты…
– Заткнись, – прохрипел Драко, снова поцеловал его, и несколько мгновений Гарри просто плыл по течению. Но спохватился и осторожно оттолкнул Драко, после того как случайно задел метку и тот зашипел от боли.
– Нет. Нет, я думаю, ты еще не в форме… подожди. – Гарри передвинулся, аккуратно развернул Драко и снова привлек к себе. Теперь Драко сидел, прижимаясь спиной к груди Гарри, в свободном кольце его рук. – Просто посиди со мной, хорошо? Просто посиди.
И Драко, который в первый момент испуганно замер, вздохнул, расслабился и закрыл глаза.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
День сто шестидесятый, воскресенье
Драко безучастно смотрел в стену. Гарри убрал руки с его талии и заворочался, но потом снова угнездился за спиной, обхватил и прижал к груди. Драко закрыл глаза, стараясь замедлить бег мысли и сосредоточиться на ощущениях.
В последнее время они с Гарри часто так лежали. Привычка при любой возможности, после занятий сексом, подолгу держать друг друга в объятиях появилась с того дня, как Драко вернулся из дома и целый час просто сидел, опираясь на Гарри, – и молчание проливалось целительным бальзамом на открытые душевные раны.
Сегодня объятия почему-то не утешали. Возможно, потому, что непрошеные мысли так и лезли в голову, нарушая покой.
Мысли о том, каким надо быть идиотом, чтобы в это ввязаться.
Мысли о том, как близки к нервному срыву Панси, Грейнджер и Уизли, да и Гарри недалеко от них отстал, потому что за неделю с возвращения Драко возникла уже не одна опасная ситуация. МакГонагалл чуть не застала их в классе трансфигурации, что, при прочих равных, вполне могло бы отвратить Драко от секса на всю оставшуюся жизнь. Гарри чуть не заявился в Большой зал с засосом на шее, который Грейнджер едва успела убрать в последний момент. И только сообразительность Джинни Уизли помешала полному составу рэйвенкловской команды застукать их в квиддичном сарае.
Мысли о том, как мало это его волнует.
Мысли о том, как страшно он кричал, как сильно хотел умереть, пока отец, абсолютно спокойный, выжигал клеймо на его груди.
О том, как в какой-то момент он открыл глаза и заметил проблеск искреннего сожаления во взгляде отца. Но даже после этого тот не остановился, и Драко не знал, лучше это или хуже, чем считать, что отец совсем ничего не чувствует.
Когда все закончилось, отец сказал, что это для его же блага. Вручил ему палочку и кольцо, заметил, что страдания закаляют характер, и решительно выставил из комнаты. Драко, спотыкаясь, добрел до спальни, где его вырвало и где он, дрожа, свернулся в позе эмбриона и плакал, пока не перестал чувствовать что бы то ни было вообще.
Драко закрыл глаза и постарался думать только о тепле тела Гарри за спиной, рук Гарри на талии.
И не думать, как было стыдно, когда пришлось полтора часа молча сидеть в кабинете и слушать, как отец диктует и пишет письма, пока наконец не прозвучало: «Иди сюда» – и не началось наказание. Отец описал во всех подробностях, как и чем Драко разочаровал его: никогда не был достаточно хорош, никогда не был достаточно умен, позволил Грейнджер превзойти себя в учебе, позволил Поттеру превзойти себя в квиддиче, позволил Гойлу избить себя до полусмерти. Недостаточно хорош, чтобы быть Малфоем. Недостаточно хорош, чтобы быть сыном Люциуса. Сплошное разочарование во всем.
Другими словами – обычное дело, ничего нового. Драко выслушивал такие упреки, сколько себя помнил.
Но попробовав на вкус Изгнания Из Семьи, он стал воспринимать их несколько иначе. Если раньше при угрозе отречения Драко разрывался между страхом, недовольством и иногда – скукой, сейчас он в полной мере оценил, что это означало.
Гарри нежно поцеловал его в затылок.
Это означало отсутствие фамилии. Отсутствие семьи. Это означало позор перед всей школой. Это означало благодарность Гойлу за то, что он уложил Драко на больничную койку. Это означало страх за собственную безопасность, и отчаяние, и неизвестность – увидит ли он когда-нибудь Малфой Мэнор, свою комнату, пруд, в котором купался ребенком. Войдет ли когда-нибудь в портретную галерею Малфоев. Поговорит ли когда-нибудь с двоюродной прапрабабушкой, дамой в зеленой шали, которая была знаменитой повитухой во времена Ренессанса, или с маленьким мальчиком, который уехал учиться в Дурмштранг в прошлом веке, или с Финеасом Блэком.
Это означало быть бедней, чем даже Рональд Уизли. Это означало не иметь абсолютно ничего.
Это означало слышать те же самые упреки, испытывая страх совершенно иного порядка, отчаянно борясь с рыданиями – и чувствуя в то же время странное безразличие.
Драко вздохнул, когда пальцы Гарри погладили его по груди.
Это означало немедленно согласиться, когда отец спросил, желает ли Драко искупить вину. Согласиться с облегчением, без колебаний, не заботясь, чем именно придется искупать, лишь бы только получить возможность вернуться в семью.
Это означало согласиться снова – и снова без промедления, когда отец объяснил, в чем будет состоять искупление, согласиться, несмотря на воспоминания о том, как сам отец когда-то кричал от боли.
Рука Гарри заскользила вниз, к животу, и Драко накрыл ее ладонью.
Это означало кричать до полной потери голоса, почувствовать прекращение боли, увидеть, что метка выжжена не до конца, и согласиться еще раз – уже шепотом. Потому что альтернатива пугала сильней, чем любая боль.
Это означало уже неделю сознавать, что ему безразлично, придется или нет проходить эту процедуру еще раз.
Рука Гарри скользнула еще ниже, и Драко улыбнулся, заметив, что невинные объятия неуловимо изменились и появились первые признаки возбуждения.
Это означало, что ему действительно безразлично, – пусть даже Панси плакала, когда узнала, что с ним сделал отец, хотя не видела метки своими глазами. Драко никому бы ее не показал – кроме Гарри, который, хорошо это или плохо, в некотором роде имел право знать.
Драко откинул голову, и губы Гарри заскользили по шее.
Это означало, что Блейз все еще не смотрел в его сторону. Крэбб и Гойл все еще не разговаривали. С тех пор как он вернулся, никто из всего Слизерина, кроме Панси, не сказал ему ни слова. Они просто не знали, как себя с ним вести – снова Малфой, но Малфой, покрытый позором. Они делали вид, что его не существует. Драко был этому только рад и большую часть времени проводил либо в библиотеке, либо в спальне, либо вместе с Гарри.
С Гарри, чья рука продолжала нежно работать над членом Драко, пока губы ласкали ухо и шею.
С беспокойством Гарри, его напрасными возражениями.
С теплым дыханием Гарри, ласковыми руками, твердым горячим телом – в заброшенных аудиториях, в чуланах и кладовых, в Выручай-комнате, а иногда – в их старой квартире, как сейчас.
Пусть даже сэр Ксандр иногда бросает странные взгляды – как сегодня, например, – когда Драко приходит в квартиру, используя только самый минимум маскирующих чар.
Его это не волнует.
В конце концов, что еще отец может с ним сделать?
Зря он вспомнил об отце. Когда Драко думал о нем, в душе вскипал яростный гнев, и это отвлекало от более приятных вещей, вроде тех, что Гарри делал сейчас там, внизу, или вроде чувств, которые вызывало в Драко нарастающее возбуждение Гарри.
Должно быть, Драко звуком или жестом дал понять, что не настроен сейчас на секс, потому что движения рук и губ Гарри изменились. Он все еще поглаживал, но больше не пытался возбудить. Он даже хмыкнул и слегка отодвинулся, чтобы не тереться о Драко твердеющим членом.
Уже не в первый раз мысли об отце портили настроение. Неважно, были ли эти мысли полны ненависти, или негодования, или иногда – жалости. Жалости – потому что Люциус в праведном гневе перегнул палку и, как Драко был уверен, отчасти сожалел о том, что сделал.
Не о том, что заклеймил сына, словно животное, да еще таким способом, что Драко до сих пор просыпался от кошмаров, которых соседи по комнате старались не замечать. Но о публичности отречения – снова первая полоса «Пророка», какая досада, можно подумать, газете больше не о чем писать, – потому что вытащил на свет божий то, что было слишком рано сообщать широкой публике. Потому что никакой отец не поступил бы так с сыном только из-за неподобающего флирта. При появлении в газете первой, невинной фотографии Люциус и глазом не моргнул, заявив, что «уважает личную жизнь своего сына», – но при появлении не такой невинной второй совершенно потерял над собой контроль. Что еще он мог сделать, чтобы ярче продемонстрировать политические убеждения?
Бедный отец. Ловкий политик, мастер изощренных слизеринских интриг, совершил тактическую ошибку – и все из-за глупости своего никчемного сына.
Хотя Драко подозревал, что отцовский промах в конечном счете большой роли не сыграет. Он может закрыть отцу доступ в некоторые, желанные места, но вряд ли задержит выполнение планов Темного Лорда.
Панси, читая газеты, в последнее время выглядела подавленной. Судя по тем крохам информации, что Драко мог уловить из редких бесед, которые при нем вели, Что-то Затевалось. Тео Нотт выглядел слишком самодовольным, чтобы предполагать иное. «Пророк» сообщал о кражах магических драгоценностей, о пропажах известных людей, о признаках того, что Темная сторона собирает силы. Тут и там, во время праздников и общественных мероприятий, замечали Пожирателей смерти.
Но все же дела шли не так хорошо, как предполагалось. Бросалась в глаза не только надменность слизеринцев по отношению к тем, кому через несколько месяцев предстоит пресмыкаться и ползать в пыли. Были заметны – с обеих сторон политической пропасти – сомнения, замалчивание, а еще – страх и неуверенность.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
Откровенно говоря, Драко это не слишком заботило. Все равно будет так, как будет. Они уже поднимались к вершинам успеха и падали лицом в грязь, тонули в глубинах отчаяния и выплывали на райский берег, и мир не перевернулся. Поэтому Драко просто станет делать то, что ему скажут, не вдаваясь в детали, – как и положено младшему Малфою. Как хочет его отец.
Не повинуясь только в одной мелочи – продолжая спать с человеком, который, очень может быть, разрушит все их планы. Потому что Гарри не использует Драко как подручное средство, чтобы увековечить свою монограмму. Потому что Гарри обнимает и дарит утешение и тепло, которых Драко ни от кого больше не получает. «Два бедных несчастных мальчика», как когда-то с издевкой назвал их Блейз, – что ж, может, так оно и есть на самом деле, ну и пусть, ну и ладно. Теперь они еще и два бедных отмеченных мальчика – ну разве не прелесть?
Единственная проблема – Гарри стал слишком осторожен и временами проявлял невыносимую деликатность. Он смотрел на Драко, словно тот вот-вот разобьется, и обращался с ним соответственно. Иногда Драко хотелось дать Гарри пощечину, чтобы стереть с его лица это обеспокоенное выражение.
Сейчас Гарри старался даже не смотреть на газету, лежащую на прикроватной тумбочке, чтобы не ранить ненароком нежные чувства Драко.
Но Драко это совсем не заботило.
– Похоже, что-то затевается, – сказал он, вызывая Гарри на разговор, кивнул на газету и повернулся на спину.
– Я знаю, – помолчав, немного нервно откликнулся Гарри.
– И что ты думаешь?
– Думаю, это ужасно.
Драко пожал плечами.
– Все лучше, чем сидеть и ждать, когда рванет.
Гарри недоверчиво уставился на него.
– Ты и правда так думаешь?
– Только не говори, что тебе не надоело жить в страхе. Разве не станет легче, когда все закончится?
– Смотря кто победит, – сухо ответил Гарри.
Драко снова пожал плечами.
– Разве тебя это не волнует? – спросил Гарри.
– А должно?
– Уверен, отец был бы в восторге, если бы тебя сейчас услышал, – заметил Гарри. – И какой тогда смысл в твоей метке?
– Роспись по коже, – огрызнулся Драко, рассердившись на небрежный тон Гарри. – Правда, симпатичная? Уверен, она скоро войдет в моду среди наследников семейств.
– Ненавижу ее. Еще сильней ненавижу то, что в один прекрасный день ты можешь заполучить вторую – на руку.
– Не стоит так переживать, – равнодушно ответил Драко.
– Ты ее примешь?
– Шутишь? Конечно, приму, – ответил Драко. Его рот еще произносил слова, а в мозгу уже зазвенел сигнал тревоги.
Гарри сел в постели.
– Ты действительно станешь Пожирателем, если тебе велят?
– Да.
– Боже.
Гарри некоторое время молча смотрел на него. Оцепенение понемногу прошло, непонятно на кого направленный гнев отступил, и Драко заметил, что чувствует себя немного лучше.
Потом Гарри глубоко вздохнул.
– Так не может больше продолжаться, – сказал он примерно в десятый раз с момента возвращения Драко.
– Не может, – согласился Драко, которому этот разговор уже порядком надоел.
– Послушай, твой отец…
– Убьет меня, да, я знаю. – Драко потер глаза и лениво потянулся. – И мне нужно помнить об этом или, по крайней мере, стараться быть осторожным. Знаю я.
– Нет, не знаешь, – отрезал Гарри. – Я все прекращаю. Мы не можем больше встречаться.
– Ты хочешь расстаться?
– Да, – твердо ответил Гарри.
Драко расхохотался.
– Какая прелесть. Вот спасибо. Я получил клеймо за то, что спал с тобой, – и уже через неделю ты решил от меня избавиться. Как приятно узнать, что я для тебя так много значу. Ну, что поделаешь. Я хочу сказать, Мальчик-Который-Выжил может делать все, что захочет, правильно?
– Думаешь, я хочу? Я ухожу из-за твоего отца и из-за того, что ты собираешься присоединиться к Волдеморту…
– О, ради бога!
– Я не хочу уходить. Волдеморт снова влияет на мою жизнь, из-за него в ней снова что-то идет так, а не иначе, – и причем именно так, как я совсем не хочу!
– Бедняжка, – презрительно процедил Драко.
Гарри гневно сверкнул глазами.
– Меня растили магглы – Волдеморт. Когда я приехал в Хогвартс, на меня таращились во все глаза – Волдеморт еще раз. Тримагический турнир – снова он, смерть Седрика – снова, гибель крестного, первый сексуальный опыт, даже первая женитьба – все произошло так, как произошло, и тогда, когда произошло, из-за Волдеморта. Пусть даже из нашего брака выросло что-то хорошее, я все равно сейчас это теряю, и снова из-за проклятого Волдеморта. И плевать я хотел, что ты не желаешь слышать его имя. Я живу каждый чертов день моей жизни, помня, что Волдеморт сделал со мной, и буду называть его как захочу, смущает это тебя или нет.
– Если сможешь отвлечься от жалости к себе, вспомни, что моя первая женитьба тоже произошла из-за Волдеморта. – Легкость, с которой запретное имя сорвалось с губ, немного испугала обоих, но Драко был не настроен слишком долго над этим задумываться. – И если вышвыриваешь меня прочь, не рассказывай, что делаешь это для моего же блага – меня от такого тошнит.
Гарри сморгнул, потом на его лице появилось презрительное выражение.
– Неужели? – насмешливо протянул он. – А отцу ты веришь, когда он говорит тебе то же самое.
– При чем тут, черт побери, мой отец?
– При всем. Мне до тошноты надоело разбираться с твоими комплексами на его счет.
– Что?!
– Ты безнадежен. Даже не видишь, что он из себя представляет. Мне это действительно надоело.
Драко ухмыльнулся. Великодушием здесь и не пахнет. Скорей уж, выплескивается наболевшее.
– Твой отец – жестокий ублюдок, такой же, как Дурсли, даже, возможно, еще более жестокий, потому что любит тебя. Дурсли, по крайней мере, никогда не изображали родственных чувств.
– Ты сравниваешь его с магглами?!
Гарри с отвращением покачал головой, встал и начал натягивать одежду.
– Он не заслуживает твоей верности. Но тебе слишком хорошо промыли мозги, чтобы ты это понимал или чтобы тебя это хоть немного волновало. Возвращайся домой. Возвращайся и будь таким, каким хочет видеть тебя отец, возвращайся, чтобы в следующий раз он мог снова отречься от тебя. – Гарри застегнул брюки. – О, и если кто-нибудь спросит, можешь сказать, что это ты меня бросил. Порадуешь папочку, – бросил он через плечо, выходя за дверь.
Драко ошеломленно смотрел вслед, постепенно закипая от злости. Гнев возрастал с каждой секундой, пока Драко одевался, и превратился в бешенство к тому времени, как он отправился в подземелья, желая проклясть любого, кто только даст ему повод.
Он все еще злился, когда около часа спустя в спальню заглянула Панси.
– Как ты? – осторожно спросила она, остановившись в дверях.
– Нормально, а что? – натянуто ответил он, уткнувшись в учебник по зельеварению.
Панси глубоко вздохнула, вошла и села рядом на кровать.
– Я столкнулась с Поттером. Или, скорее, он столкнулся со мной. Он рассказал, что случилось.
– Неужели.
– Как ты, Драко?
– Да замечательно. – Драко сделал пометку в тексте. – У нас все равно бы ничего не вышло, правда? По крайней мере, теперь мне больше не грозит еще один вопиллер.
Панси вытянула руку и захлопнула его учебник; на ее лице застыло деланное безразличие.
– И ты не против? Не хочешь попытаться вернуть его?
– Мордред, конечно, нет, – сердито выплюнул Драко. – По мне, пропади он пропадом. А теперь – могу я закончить эссе для Снейпа?
– Конечно, – ответила Панси, встала и задумчиво посмотрела на него, склонив голову набок. – Что ж, не могу сказать, что мне жаль. Но мне действительно интересно, почему Поттер не попал в Слизерин, – пробормотала она, выходя из комнаты.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
День сто шестьдесят шестой, суббота
Вымотавшийся за игру Рон последним вышел из раздевалки и запер за собой дверь. Матч расстроил его, хотя как команда они никогда не играли лучше. Их охотники забили шесть голов, в то время как Рон пропустил только один, несмотря на неистовые атаки хаффлпаффцев.
К несчастью, все это бесполезно, когда ловец упускает снитч.
Но как было бы хорошо, если бы сегодняшние проблемы этим и исчерпывались.
– Уизли, – прошипел кто-то рядом, и Рон с удивлением заметил Малфоя. Он стоял в тени квиддичного сарая и с вызывающим, хотя и смущенным видом жестом подзывал Рона к себе.
– Чего тебе? – утомленно спросил Рон, подойдя ближе и оглядываясь, чтобы проверить, не оказались ли они на виду у всей школы. Несмотря на усталость, он был несколько заинтригован, потому что с тех пор, как Малфой бросил Гарри неделю назад, он вел себя так, словно гриффиндорцев вообще не существует. Не то чтобы с другими он вел себя иначе – после отречения он вообще мало с кем разговаривал.
– Почему Гарри не играл? – выпалил Малфой.
Что за черт? Рон сердито сдул челку с глаз.
– На последней тренировке Джинни летала лучше, поэтому он решил поставить ее.
– Он что, заболел?
– Он… – Рон замялся. – Мы не знаем. Он стал очень рассеянным. А еще плохо ест и плохо спит.
– Он ходил к Помфри?
Рон на минуту задумался. Неизвестно, понравится ли Гарри, что Рон обсуждал его с Малфоем. И неизвестно, что лучше: выдать личную информацию тому, кому не надо, или настроить против себя того, кто на самом деле может оказаться другом, – как Гермиона поступила с Паркинсон в прошлом октябре.
– Помфри немного встревожилась, – наконец сказал он уклончиво, – но пока не знает, в чем дело. Говорит, это может быть что-то вроде простуды.
– Ты ей не веришь?
Рон нахмурился, недовольный тем, что приходится объясняться. Какого черта Малфой лезет в дела Гарри? Он сделал свой выбор, вернулся к отцу и послал Гарри подальше, целую неделю ни на кого из них не смотрел, а теперь вдруг… что? Беспокоится о здоровье Гарри? Или ему просто любопытно?
С другой стороны, видно, что Малфою сейчас сильно не по себе, словно он пришел к Рону вопреки голосу рассудка. Это почему-то вызывало доверие. Почти.
– Не совсем. – Рон глубоко вздохнул. – Я думаю… думаю, его прокляли.
Малфой уставился на него.
– И давно ему плохо?
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Рон.
– Не глупи, – рявкнул Малфой, и Рон сразу насторожился. Видимо, он разговорился зря.
– Что ж, приятно было побеседовать, – язвительно сказал он. – Давай больше не пересекаться, ладно?
Он шагнул в сторону, но Малфой схватил его за плечо.
Рон послушался. Мысли метались, как загнанные. Если подумать – нет, Гарри не вдавался в детали разрыва. Они сами так предположили, он просто не стал их разубеждать.
– Ну, Гарри знал, что рано или поздно ты бы все равно ушел от него, – заявил он, стараясь сохранить твердость тона.
– Ну конечно, – съязвил Малфой. – Ведь он у нас так хорошо разбирается в людях.
– Малфой…
– Слушай, я просто хочу узнать, что с ним происходит, – нетерпеливо выпалил тот.
Рон уставился на Малфоя, на мгновение лишившись дара речи. Наконец кашлянул, прочистив горло, и заговорил, тщательно выбирая слова:
– И все же – какое тебе дело? Неважно, кто кого бросил, ты выбрал себе сторону.
– Он мне не враг, – тихо сказал Малфой.
– Может быть, и нет, – задумчиво ответил Рон, – но… Послушай, Малфой, извини, но дела Гарри тебя больше не касаются. Иди ты… в Слизерин.
Everyone has a right to be stupid but someone just abuse this privilege
День сто шестьдесят девятый, вторник
– Итак, куда он, к черту, делся? – потребовал ответа Малфой три дня спустя, загнав Гермиону в угол после урока арифмантики.
Она смерила его ледяным взглядом.
– Прошу прощения?
– Прекрати, Грейнджер, не сейчас. Где Гарри? Почему он не ходит на уроки?
Гермиона открыла рот, чтобы послать Малфоя подальше, но одернула себя. Рон рассказал ей о встрече, не забыв упомянуть тот странный факт, что именно Гарри оказался инициатором разрыва. А еще – что Малфой, кажется, по-настоящему беспокоился о Гарри и действительно тревожился, не случилось ли с ним чего серьезного.
Она внимательней присмотрелась к Малфою и заметила напряжение, сквозившее в позе и выражении лица.
– Он… в больничном крыле, – наконец сказала она, заметив, что Малфой расслабился, как только она согласилась отвечать, но сразу же напрягся, услышав новости.
– Почему? Что с ним случилось?
– Это тянется уже давно. Тошнота, головная боль, неспособность сосредоточиться – все это мучает его с января или около того, только теперь улучшения больше не наступает.
– С января? – озадаченно переспросил Малфой.
– Ему то лучше, то хуже. Разве ты не замечал?
– Мне всегда казалось, что он здоров. Кроме последней недели – или около того.
Гермиона постаралась сохранить внешнюю невозмутимость, но мысленно упрекнула себя: она даже не замечала, что Малфой, очевидно, обращал пристальное внимание на Гарри, как бы ни делал при этом вид, что гриффиндорской половины класса вообще не существует. «Слизеринцы», – раздраженно подумала она.
– Что ж, это не так. Ему давно нездоровится. Пару недель было получше, но потом опять стало хуже. А на прошлой неделе – совсем плохо. Мадам Помфри уже не знает, что делать. Она испробовала и бодрящие чары, и расслабляющие, и заклятия для повышения внимания, и еще всякое такое, но ничего не помогает. Тошнота и беспокойство только усиливаются.
– А это не похоже на то, разбалансирующее…
– Нет, она проверяла. И Гарри сказал, что, э-э-э… при сексе не было таких ощущений, какие у вас были под действием проклятия.
– Не было. Он нормально себя чувствовал. А при сексе с другими?
– Он ни с кем больше не спал. – Гермиона помолчала. – Сказал, что чувствовал бы себя неверным.
Малфой взглянул на нее с удивлением, потом задумчиво нахмурился.
– А ты спал – с Паркинсон, правильно? – спросила Гермиона.
– Да, – рассеянно ответил он. – И со Стивеном Корнфутом.
– С Корнфутом?
– Да, пару раз, но ничего плохого со мной не случилось. – Он нахмурился еще сильнее. – Но… но Гарри же был здоров. Он говорил, что чувствует себя прекрасно. Он действительно чувствовал себя прекрасно. Кроме того, что за проклятье может временно ослабеть, а потом усилиться снова?
– Не знаю.
– Ты работаешь с Помфри?
– Да.
– Хорошо. – Малфой рассеянно пожевал губу. – Если в этом можно разобраться, ты разберешься.
– Я… надеюсь.
– Я ни разу не заметил, чтобы ему было плохо, – почти про себя повторил Малфой.
– Так уж вышло, что ты встречался с ним во время улучшения между приступами болезни, чем бы там она ни была. Или именно ты вызвал улучшение, – кстати, если это действительно так, мадам Помфри хочет с тобой поговорить.
– Что ты имеешь в виду?
– Она обнаружила на Гарри чары, уменьшающие то ли тошноту, то ли раздражительность, то ли и то, и другое вместе, причем наложенные довольно давно. Несколько месяцев назад. Сама она их не накладывала, и Гарри не помнит, чтобы их накладывал кто-нибудь другой, – вот мы и подумали на тебя. Мы решили, что ты, наверное, устал слушать, как он жалуется на нездоровье, и наложил чары, чтобы он прекратил.
Малфой озадаченно покачал головой.
– Нет, он ничего мне не говорил. Уменьшающие раздражительность?
– Он жалуется на зуд, словно по нему ползают муравьи. Но если не ты, кто тогда мог это сделать?
– Будь я проклят, если знаю, – беспомощно ответил Малфой.
– Нужно сообщить мадам Помфри, что ты тут ни при чем. Она расстроилась и сказала, что чары в итоге только ухудшили состояние Гарри. Сказала, что медицинские заклинания нельзя применять без контроля специалиста именно потому, что можно снять симптомы, но не добраться до сути проблемы.
– Не пользовался я никакими медицинскими заклинаниями, – настойчиво возразил Малфой. – Да и не стал бы. Я в них полный профан.
– Еще Гарри не может ни на чем сосредоточиться, хотя я думаю, это главным образом из-за… – Гермиона умолкла. Не нужно озвучивать подозрение, что это главным образом из-за тоски по Малфою. Нет смысла озвучивать. – И у него болят мышцы, хотя вряд ли очень сильно. Но он все больше и больше теряет жизненные силы. Правда, мне кажется, что под брачным проклятьем вам было еще хуже, – конечно, тогда вы старались скрывать, как плохо себя чувствуете, но Гарри сам сказал, что сейчас все не так ужасно… – Гермиона снова умолкла, заметив, что Малфой ее не слушает. Он смотрел в пространство, лицо приняло задумчивое выражение.
– Грейнджер, можешь для меня кое-что сделать? – медленно проговорил он, и Гермиона так удивилась, что забыла ответить какой-нибудь колкостью.
– Что?
Должно быть, ее недоверие было все же достаточно заметно, потому что Малфой на мгновение нахмурился.
– Ладно, пусть не для меня – для него. Нужно, чтобы ты кое-что проверила.
– Зачем?
– Кажется, у меня есть идея. Только я очень надеюсь, что ошибаюсь.
Aresu Спасибо большое, что помните о нетерпеливых читателях, готовых читать и небеченные тексты. Вы как-то упоминали, что фанфин допереведен полностью. Вы продрлжите выкладку глав до конца?
оооооооооооо... какая огромная замечательная порция "Уз"! я так соскучилась по мальчикам! спасибо-спасибо-спасибо! еще немного и я вернусь в лоно гарридрак... это замечательно!
-
-
09.11.2009 в 18:1427 февраля – 16 марта
День сто пятьдесят второй, суббота, продолжение
– О боже, – выдохнул Гарри, вбежав в больничное крыло. Он примчался сюда в обеденный перерыв вместе с Роном и Гермионой.
Драко полусидел на одной из кроватей, его щека была заклеена пластырем, нижняя губа разбита, а левая рука висела на перевязи. Рядом, на стуле, сидела Панси. Все выглядело еще хуже, чем Гарри мог себе представить, когда услышал, что произошла «стычка» и Драко попал в госпиталь.
Драко сухо улыбнулся и язвительно заметил:
– Видел бы ты моего противника.
Гарри в ужасе покачал головой и нерешительно коснулся руки Драко, не зная, примет ли тот открытое проявление внимания. Зная только одно: кто бы ни сделал это, его будут отскребать от стены, после того как Гарри с ним разберется.
– Нет, тебе и правда стоит взглянуть на противника, – мрачно заметила Панси, а Драко схватил Гарри за руку и подтянул к ближайшему стулу, прямо напротив того, на котором сидела она.
– Кто это сделал? – подойдя к Панси, тихо спросила Гермиона.
– Гойл, – ответила та.
– Что?! – вскричал Гарри, не веря своим ушам, а Рон цветисто выругался за его спиной.
– Хватит вопить, придурки, – устало сказал Драко. – Вы все не так поняли.
– Он сам рыдал в три ручья, когда закончил, – покачала головой Панси. – Бедняга.
– Э-э-э… что? – недоуменно переспросил Гарри.
– Это Панси его попросила, – пояснил Забини, подходя к кровати. Он встал рядом с Роном и скрестил руки на груди. – И ей пришлось потрудиться, чтобы специально для него найти слова попроще.
Гриффиндорцы обменялись ошеломленными взглядами.
– Отец своим вопиллером нарисовал мне мишень на спине, – нетерпеливо сказал Драко. – Возвращаться в слизеринское общежитие стало слишком опасно…
– Так какого черта ты не пошел со мной в гриффиндорское? – сердито спросил Гарри. – Я же сказал тебе после завтрака, что…
– Заткнись, пожалуйста, мне больно говорить, и я предпочел бы тебя не перекрикивать. Да, ты предложил, но, помнится, я сразу сказал, что не могу просто взять и уйти. Потому что даже если меня потом снова примут в семью, на мне останется клеймо бесхребетного труса. Поэтому Панси попросила Гойла избить меня так сильно, чтобы я мог попасть в госпиталь, но не настолько, чтобы изувечить. Он хорошо постарался: ни глаза не подбил, ни носа не сломал – всего лишь пара трещин в ребрах, рука и губа.
– Вы все чокнутые, – пробормотал Рон.
– Возможно, но в результате я сейчас в безопасном месте и смог при этом не потерять лица – а так бы и вышло, если бы я просто где-нибудь спрятался. Ну а Гойл помог другу и при этом выслужился и перед своим отцом, и перед моим. Куда ни глянь, всюду выгода.
– Полностью чокнутые.
– Знаешь, после того как Гойл двадцать минут рыдал и сморкался в мой галстук, я начал сомневаться насчет выгоды, – холодно заметил Забини.
– Гойл переживет, – отмахнулась Панси. – Зато это может помочь Драко объясниться с отцом. – Забини насмешливо фыркнул, но промолчал. – Может, Люциус посчитает, что Драко уже достаточно наказан. Или еще лучше – почувствует себя виноватым за то, что так его подставил.
Драко цинично усмехнулся.
– А еще он может сказать, что готов передать мне семейный бизнес, чтобы самому заняться разведением болотных фонарников, но я бы на это не рассчитывал, Панси.
– Ты действительно собираешься к нему? – скептически спросил Рон. – После того как он публично от тебя отрекся?
– А ты что бы сделал, Уизли? – поинтересовался Драко.
– Я бы не вернулся домой, это точно. Если бы мои родители так со мной поступили, я бы… я бы…
– Ты бы – что? Побежал к одному из десятка своих братьев? – Драко ухмыльнулся. – Или еще к кому из сотни рыжих родственников? Или к какому-нибудь другу-приятелю доброго дедушки Дамблдора? Мне больше некуда идти, – с горечью добавил он. – У меня нет родных, которые бы меня приняли, и нет друзей, которые бы пошли против моего отца.
– Держись сам по себе, – резко предложила Гермиона. – И откажись от своей проклятой семьи.
– И как я буду жить? Даже если забыть о кровной магии, у меня нет ни сикля – на мое имя не открывали счетов. Впрочем, имени у меня тоже нет.
– Подожди, а что он сделает, если ты будешь и дальше пользоваться фамилией? – возмутился Гарри. – Еще раз отречется?
Драко раздраженно закатил глаза, а Панси и Забини скривились.
– Ему не понадобится, – мрачно ответил Рон. – Так уж работает магическое отречение. У Драко действительно больше нет фамилии. – Гарри с Гермионой непонимающе уставились на Рона. – Да вы сами попробуйте. Попробуйте назвать его как угодно, кроме «Драко», – у вас не выйдет.
Гермиона пошевелила губами, и на ее лице отразился ужас.
– Твой отец больной ублюдок, – заключил Рон.
– На этот раз я с тобой соглашусь.
– Он все равно тебя не простит.
– Ты что, стал экспертом по Малфоям? – холодно уточнил Драко.
– Тут не нужно быть экспертом, – вмешался Забини. – Я тебя предупреждал. Я говорил…
– Да-да, спасибо за предупреждение. А теперь можешь уходить. Сам говорил, что не станешь меня поддерживать, если отец все узнает, – что ж, он узнал, так что будь добр, вали отсюда.
– О, не волнуйся, конечно…
– Блейз, заткнись, – оборвала его Панси. – Каким бы он ни был болваном, твои упреки – последнее, что ему нужно. – Она обернулась к Драко. – Как думаешь, мать тоже от тебя отречется?
– Понятия не имею. – Драко пожал плечами. – Она… я не знаю. Она старается не перечить отцу.
– Что ж, может быть, она разрешит тебе взять ее девичью фамилию – тогда ты получишь наследство Блэков.
– А если нет, то почему бы тебе не взять фамилию Поттера? – ехидно предложил Забини. – Так от нее будет хоть какая-то польза.
Драко уже был готов огрызнуться, но увидел, как Гермиона фыркнула и закусила губу. Он сморщил лоб, пытаясь прогнать улыбку, но тут Гермиона зажала рот рукой, давясь от смеха, и Драко не выдержал. Он расхохотался – и она к нему присоединилась.
– Вы чего? – недовольно спросила Панси.
– Драко Поттер? – сквозь смех выдавил Драко, и Гарри тоже рассмеялся. Он не совсем понимал, что их так позабавило, но вид Драко и Гермионы, хохочущих вместе, был сам по себе заразительным зрелищем.
– Ох, Драко, только представь себе лицо Люциуса… – захихикала Панси, и все остальные тоже покатились со смеху.
На шум в палату заглянула мадам Помфри, явно удивилась общему веселью, но ничего не сказала и вернулась в кабинет.
– А что это за кровная магия? – с любопытством спросил Гарри, как только все немного успокоились, надеясь, что не демонстрирует в очередной раз крайнее невежество в вопросе волшебных традиций.
– Ты, наверное, не в курсе, но в волшебном мире оказаться без семьи – это очень серьезно, – ответила Панси без обычного превосходства и снисходительности в голосе. – Когда у человека нет имени и семьи за спиной, его магия работает не на все сто, и он теряет часть природной защиты. Дело не в том, насколько хорош род, к которому ты принадлежишь. Главное – иметь родственные, через кровь или брак, узы хоть с кем-нибудь. Все равно с кем. Если оба, и отец, и мать, отрекутся от Драко и разорвут с ним кровную связь, он останется полностью беззащитным перед людьми и перед всеми формами Темной магии.
-
-
09.11.2009 в 18:15– И честно говоря, – добавил Драко, – я не горю желанием разбираться в одиночку с Ноттом, Куини, их родней и теми, кто помог наложить на нас проклятье. Перспектива прожить всю жизнь с мишенью на спине меня совсем не привлекает.
– Если говорить серьезно, даже «Драко Поттер» лучше, чем «Драко Никто», – вступил Забини. – Не обижайся, Поттер.
Гарри нахмурился.
– Знаешь, в этом что-то есть, – задумчиво протянул он.
– То есть?
– Я не против снова жениться, если это тебя защитит. Мы всегда можем потом развестись.
Все уставились на него в изумлении, а Драко поморщился.
– Так вот как гриффиндорцы делают брачные предложения? Твоя галантность сбивает с ног, Гарри.
– Нет, это сделал Гойл, – возразил Забини. – И не спеши отказываться.
– Что?!
– Отец собирается тебя убить. Или еще что похуже. Драко, ты же предпочел ему Поттера.
– Ничего подобного.
– А твой отец считает именно так. Неужели ты думаешь, что если приползешь назад, он просто примет тебя – и все? – Забини сверкнул глазами. – Ты знаешь, что он снова в милости у Темного Лорда. Знаешь, правда? Если ты вернешься в Малфой Мэнор, отец отдаст тебя Лорду. И помоги тебе бог, если это случится.
Гермиона побледнела.
– Но это же…
– Это жизнь, – прервал ее Забини. – Родственные чувства не всегда так сильны, как нам бы хотелось. Близкие люди предают или убивают друг друга, Драко, такое случается каждый день. Твой отец определенно не будет первым. Тебе бы подумать об этом, прежде чем отправляться к нему. Подумать, не идешь ли ты навстречу унижениям или смерти.
– Он бы никогда…
– Он дал слово волшебника, что не покарает никого, кому бы ни вздумалось тебя наказать, – сердито возразил Забини. – Нотт, или Куини, или Эдгарс, или Арчер, или все они вместе могут убить тебя, в прямом смысле слова, и твой отец не станет им мстить, потому что связан клятвой. Неужели ты и правда думаешь, что он хоть на минуту усомнится, отдавать ли тебя Темному Лорду?
Драко сглотнул комок в горле.
– Драко, он не хотел даже вступать в ритуальный круг, чтобы спасти твою жизнь, – мягко напомнил Забини и присел на кровать. – У Уизли чуть мозги не вскипели, пока он пытался его втянуть.
Драко отвел глаза, до боли стиснул руку Гарри и глубоко вздохнул.
– Вступил же в конце концов.
– Сколько ты еще собираешься его оправдывать? Он опасный, жестокий…
Драко вскинул голову и уставился на Забини.
– Он ни разу в жизни…
– Ни разу в жизни не поднял на тебя руку, да, мы помним. Ему этого не нужно, он умеет причинять боль, не шевельнув и пальцем. Ты всегда боялся его, и не без причины. Он же психопат, ты, бестолочь. Идти против него ради постельных игрищ было так же умно, как забавы ради дразнить гиппогрифа.
– А твоя мать, конечно, образец здравомыслия, так? – съязвил в ответ Драко.
– У моей матери есть свои причуды, но, в отличие от тебя, я не такой дурак, чтобы об этом забывать. – Забини с отвращением покачал головой. – Если хочешь знать мое мнение, возвращаться к отцу куда более глупо, чем воспользоваться великодушием Поттера. – Он встал. – В любом случае, я умываю руки. Сам постелил себе больничную постель – сам в ней и спи.
Забини вышел из палаты. Рон с Гермионой, разинув рты, смотрели ему вслед.
– Рты закройте, – холодно посоветовала Панси.
– Так ты об этом говорила? – спросила потрясенная Гермиона. – Когда читала мне лекцию про верность слизеринцев…
Но Панси прервала ее.
– Заткнись! Лицемерная грязнокровная сучка! – в бешенстве закричала она. Рон попытался вмешаться, но Панси убийственным взглядом заставила его замолчать. – Мать Блейза, наверное, убила больше волшебников, чем все вместе взятые колониальные власти – ведьм. Но Блейз все равно помог с Гойлом и пообещал никому не рассказывать, что мы все подстроили. А потом пришел сюда – у вас есть хоть какое-то представление, что бы сделала с ним мать, если бы узнала, что он после отречения вообще разговаривал с Драко? Нет, конечно. Вы даже не задумались об этом. Еще бы, куда легче просто сидеть и упиваться превосходством.
Гермиона ошеломленно заморгала. Повисло долгое молчание.
– Я… прошу прощения, – наконец сказала Гермиона. – Я не знала. – Панси взглянула на нее с легким удивлением, и Гермиона кашлянула, прочищая горло. – Как насчет тебя? Разве твоя семья не будет против, что ты пришла сюда?
Панси пожала плечами.
– Родители, скорей всего, ужасно разозлятся. Но поскольку мой отец – настоящий отец, а не маньяк, – и пожалуйста, Драко, если ты снова собираешься защищать Люциуса, будь добр, делай это там, где я тебя не услышу, иначе меня просто стошнит прямо тебе на мантию, – это всего лишь значит, что мне можно не особо рассчитывать на подарки ко дню рожденья в следующем месяце. Я это переживу.
Драко слабо улыбнулся.
– Отец всегда говорил, что твои тебя слишком балуют.
– От него это комплимент. И все же не стоит испытывать родительское терпение на прочность, так что теперь я, пожалуй, пойду. – Она наклонилась и потрепала Драко по волосам. – Послушай, милый, ты вел себя как последний придурок; не будь ты таким высоким, я бы сама с удовольствием отлупила тебя и избавила Гойла от страданий. Впрочем, тебе уже и так досталось, так что оставляю тебя с твоими… друзьями. Решай, что будешь делать дальше, только подумай серьезно. Лично я считаю, что стоит дать Люциусу шанс, но, возможно, в словах Блейза есть смысл. Хотя я очень огорчусь, если он окажется прав.
Она поцеловала Драко в лоб, стараясь не задеть кровоподтеки, направилась было к двери, но в последний момент развернулась, шагнула к Гарри и со всей силы влепила ему пощечину.
– Будь я чуть выше ростом, ты бы сейчас выглядел, как он, – злобно прошипела она, наклонившись и приблизив разъяренное лицо к лицу Гарри. – Тебе-то нечего было терять. Если бы ты хоть немного заботился о нем, то думал бы о последствиях, а не о том, как поразвлечься. – Она выпрямилась и гордо удалилась.
Гермиона и Рон смотрели ей вслед, покрасневший Гарри держался за щеку.
– Вот стерва, – пробормотал Рон.
– Рон, – укоризненно покачала головой Гермиона. – Она права.
– Что?! – вытаращил глаза Рон.
– Гарри должен был быть осторожнее. Мне очень жаль, но это правда, Гарри, – ты должен был подумать.
Гарри отвел взгляд. Он выглядел совершенно несчастным, и Драко сжал его руку.
– Да будет тебе, Гарри, – запротестовал Рон. – Он знал, что делает, ты не можешь винить себя…
– Рон, только не сейчас, ладно? – Гарри было стыдно смотреть друзьям в глаза. – Может… может, вы пойдете? Я задержусь на какое-то время.
-
-
09.11.2009 в 18:15– Она права.
– Уизли тоже, – спокойно ответил Драко. – Я знал, чем рискую.
– Черт, прости… – пробормотал Гарри и повторил: – Пожалуйста, прости меня.
А что еще он мог сказать? Прости, что подверг тебя опасности? Прости, что сломал тебе жизнь? Прости, что был слишком эгоистичным и озабоченным ублюдком, чтобы хоть на минуту задуматься о твоем благополучии и безопасности?
– Ты сам-то хочешь, чтобы я остался? – неуверенно спросил он, заставив себя поднять голову и встретиться с Драко взглядом. – Тебе, наверное… в смысле, как думаешь, твой отец может узнать, что я был здесь?
– Мне все равно.
– Драко…
– Сейчас мне на него глубоко наплевать, – устало сказал Драко. – Я о нем даже думать не хочу.
– Ты попал сюда как раз из-за того, что о нем не думал, – напомнил Гарри.
– Мне все равно, – шепотом повторил Драко.
Его отчаяние причинило Гарри почти физическую боль. Он задумался, пытаясь понять, что может быть нужно Драко, что может ему помочь. Прикинул последствия вариантов: остаться и, возможно, разгневать Люциуса еще сильней – или уйти и позволить Драко справляться со всем в одиночестве. Постарался забыть, чего хочет сам, и думать только о том, что будет лучше для Драко.
– Эй, подвинься, – наконец сказал он, и Драко пододвинулся к краю. Гарри забрался на кровать, и они завозились, устраиваясь лицом друг к другу, как делали уже много раз, начиная с конца сентября.
Гарри глубоко вздохнул и снова взял Драко за руку.
– Если ты пойдешь к нему и он тебя простит, мы больше не сможем встречаться. Ты ведь понимаешь, да?
– Гарри, пожалуйста. Я отправлюсь домой в воскресенье, у меня еще есть время подумать, что ему сказать и что из этого выйдет. Сейчас я действительно не хочу забивать этим голову.
– Значит, до тех пор ты останешься в больничном крыле?
– Да. Помфри сказала, что меня нельзя переводить в другое место. Потому что нашла у меня внутренние повреждения…
– Что?! Но ведь ты говорил…
– …она совершенно не умеет врать, но я не против подыграть ей, если это даст мне возможность держаться подальше от Слизерина. – Драко слабо улыбнулся. – Не смотри на меня так. Блейз наложил сильное обезболивающее заклинание, прежде чем Гойл принялся за дело. Сейчас мне не очень хорошо, но на самом деле я мало что чувствовал, пока из меня выбивали дух.
Гарри с трудом сглотнул и зажмурил глаза. Драко подвинулся и притянул Гарри ближе, устраивая его голову на своем здоровом плече. Гарри огорченно подумал, что не слишком помог: это он должен был сейчас утешать Драко, а не Драко – его.
Они лежали в молчании, Драко рассеянно перебирал волосы Гарри.
– Почему ты постригся? – спросил Драко с любопытством через несколько минут.
Гарри улыбнулся.
– Внес свой вклад в поддержание волшебных традиций.
– Лучше бы оставил как было. Тебе шло.
– Я ведь больше не женат, помнишь?
– Не все волшебные традиции стоит поддерживать, – мягко заметил Драко.
– Вряд ли ты захочешь сказать это отцу.
– Могу и сказать, – возразил Драко. – Это уже ничего не изменит.
Они замолчали.
– Драко… не ходи к нему, – тихо попросил Гарри.
Драко глубоко вздохнул и покачал головой.
– Я должен. По крайней мере, чтобы попрощаться с матерью.
– Но…
– Гарри, я должен. Не надо… давай не будем больше об этом говорить.
-
-
09.11.2009 в 18:15Рон внезапно проснулся и сел, пытаясь понять, что его разбудило.
Из ванной донесся сдавленный звук. Кого-то рвало.
Рон глянул на постель Гарри. Пусто.
– Гарри?
Тишина. Затем снова сдавленный звук. Рон встал и побрел в ванную.
– Гарри? Как ты там?
– Нормально, – откликнулся тот и вышел из кабинки, пошатываясь и вытирая рот.
– Не похоже. А ведь я говорил: хватит глушить огневиски.
– Спасибо, я помню.
Гарри склонился над раковиной, прополоскал рот и поморщился. Он был очень бледен и едва стоял на ногах.
Рон нахмурился. С тех пор как Драко отправился в Малфой Мэнор, Гарри замкнулся в себе, и чтобы его взбодрить, Симус решил прибегнуть к фирменному средству: затеял состязание, кто кого перепьет. Но Гарри привык к огневиски куда меньше Симуса и сейчас, конечно, расплачивался за это.
– Кажется, у Симуса еще осталось немного антипохмельного зелья Булстроуд.
– Не уверен, что удержу его в желудке… – Гарри внезапно бросился в кабинку, и Рон услышал, как его снова вырвало.
– Лучше пусть выходит, чем входит, – заметил Рон, когда Гарри вернулся к умывальнику.
– Да нечему уже выходить, – слабо ответил тот, потирая лоб.
– Что, и голова болит? – сочувственно спросил Рон. Гарри кивнул. – Давно это началось?
– Примерно полчаса назад.
– Ты проснулся от тошноты?
– Нет, от кошмара.
– Что там было?
Гарри пожал плечами.
– Боишься за Драко, да? – спросил Рон, не на шутку огорченный тем, что не то что вслух – даже мысленно не может назвать Драко по фамилии.
– Да.
– Ты же видел, Паркинсон не верит, что ему грозит что-то серьезное. А она знает его отца гораздо лучше Забини.
– Да, вот только… Забини прав, отец Драко настоящий психопат.
Рон внимательно посмотрел на Гарри.
– Ты так и не выкинул из головы чушь, которую она наговорила?
– Она сказала правду.
– Нет. Он взрослый человек и знал, чем рискует.
– Я на него надавил. Он… сомневался, я его почти заставил. А должен был отступить.
– Ты не соблазнял невинную деву, Гарри, – серьезно возразил Рон. – Он сам за себя решил.
– Все равно это было нечестно. Я знал, что он чувствует, и воспользовался – и зря.
– Ну, что сделано, то сделано. Как знать, может, все в итоге обернется к лучшему. Если отец не простит Драко, тебе больше не придется опасаться, что он окажется на другой стороне.
– Он не хочет переходить на нашу сторону.
– Ты уверен?
– Да.
– И все равно хочешь быть с ним? – недоверчиво спросил Рон.
– У него другие убеждения. Они ужасны, но ничего противозаконного в них нет.
– Если Гермиона это услышит, тебе мало не покажется.
Гарри застонал.
– Да знаю я. Что он думает о магглах и магглорожденных – это чистый кошмар. Я с ума от этого схожу. Даже если забыть о моей лучшей подруге, моя мать тоже была магглорожденной, а Драко готов следовать за тем самым маньяком, который ее убил. Но я все равно… – Гарри сжал губы, потом глубоко вздохнул. – У меня до сих пор не укладывается в голове, как он может верить в такую чушь. Он же не дурак.
– Но ты все равно.
– Да знаю я, просто… Как можно, узнав его отца поближе, обвинять Драко в том, что он даже думать боится не по его указке? Отец выкинул его из семьи за свидание с неподходящим человеком. Что он сделает, если у Драко появятся неподходящие идеи?
Рон кивнул, потом озабоченно присмотрелся к Гарри.
– Ты все еще паршиво выглядишь.
– Ага. – Гарри потер лицо рукой. – Я и чувствую себя не лучше.
– Вот что, пошли, возьмем у Симуса зелье. И кажется, у меня еще осталось снотворное, которое Гермиона варила в прошлом семестре. Драко лучше не станет, если ты будешь всю ночь сходить с ума от беспокойства. С тем же успехом можешь и выспаться.
-
-
09.11.2009 в 18:16Двери Большого зала открылись, и Гарри поднял голову от тарелки с ужином. В Зале стало тихо, а потом, когда Драко вошел, резко и сразу – очень шумно.
Драко направился прямо к слизеринскому столу, ни с кем не встречаясь взглядом, но не так, словно волновался или стыдился, а так, словно глубоко задумался и немного устал. Взволнованный гул поднялся сначала за рэйвенкловским столом, а затем прокатился по всему Залу: Драко Малфой снова носит кольцо с фамильной печатью. И с этим пришло понимание: Драко Малфоя снова можно называть полным именем.
Его простили.
Гарри зажал рот рукой, сам не понимая, что чувствует. Облегчение – определенно. Слова Забини напугали его до полусмерти, и среди кошмаров прошлой ночи он мог только спрашивать себя, увидит ли Драко еще когда-нибудь. Гарри по собственному опыту знал, каково разозлить Люциуса Малфоя.
Но Драко простили. Что это может означать?
Гарри понял, что пялится, но какая разница, если пялились все – сотни человек не сводили глаз с побледневшего парня, который сел за слизеринский стол, кивнул одноклассникам и взялся за вилку. Панси повернулась к нему, обхватила одной рукой за плечи, и он приобнял ее в ответ. Она о чем-то спросила, но он покачал головой, давая понять, что поговорит с ней позже.
А потом он поднял голову и встретился с Гарри взглядом.
Гарри словно парализовало. Он сам не знал, чего ждал. Отстраненности? Холодности? Сожалений? Но, конечно, не того, что произошло на самом деле, – не легкого кивка и не беззвучного, только движением губ, вопроса: «После ужина?» Ошеломленный, Гарри кивнул в ответ, и новая волна гула понеслась по Залу.
Драко только что перенес бог знает какие ужасы именно из-за свиданий с Гарри, а теперь как ни в чем не бывало назначает ему новую встречу? Да еще на глазах у всех, во время ужина в Большом зале?
Вне себя от изумления, Гарри снова наклонился к тарелке.
***
Гарри вздрогнул, когда дверь квартиры открылась. Драко вошел, увидел Гарри, и на его лице отразилось облегчение. Не меньшее, чем почувствовал сам Гарри, который был не вполне уверен, где именно Драко предполагал встретиться, но решил, что вряд ли на людях. Очевидно, он угадал.
Он начал было подниматься, но Драко только махнул рукой, плюхнулся рядом и утомленно откинул голову на спинку дивана.
– Э-э-э… тебя никто не видел? – обеспокоено спросил Гарри. – Я старался, чтобы меня не заметили, но…
Драко остановил его нетерпеливым жестом.
– Как твои дела? – осторожно спросил Гарри.
Драко пожал плечами.
– Я так понимаю, отец принял тебя назад.
Драко кивнул.
– Значит, он блефовал? – Драко покачал головой, и Гарри нахмурился. – Ты можешь что-нибудь сказать? – спросил он, начиная раздражаться.
Драко повернул голову и взглянул Гарри в глаза, в глубине его собственных глаз таилось нечто непостижимое. Он слегка улыбнулся и кашлянул.
– Не совсем… не много, – ответил он очень тихо, почти шепотом.
– Что… что случилось?
– Он… мне пришлось доказать ему верность, – голос Драко звучал тихо и хрипло. Гарри наклонился ближе, чтобы расслышать. – Показать, что готов пойти на жертвы ради семьи. Готов вытерпеть боль.
– Что он сделал? – севшим голосом спросил Гарри, живот скрутило от страха.
– Ну… ты ведь знаешь, как Темный Лорд проверяет верность сторонников. Это… больно. Очень.
Сердце Гарри остановилось. Он в ужасе прошептал:
– Ты же не… отмечен?
Драко закатил глаза.
– Не глупи. Темная Метка – это честь, а не наказание. Темный Лорд не почтил бы того, кто спал с его врагом, правильно?
– Тогда что?..
Мгновение Драко колебался, потом ослабил галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и приспустил ее.
Гарри со свистом втянул воздух. Прямо под правой ключицей Драко красовался стилизованный герб Малфоев, черная клякса на воспаленной, покрасневшей коже.
– Боже. Боже, Драко. Отец поставил тебе метку?
– Она работает, как Темная Метка, только настроена не на Темного Лорда, а на отца. Через нее он может призвать меня, если захочет, и наказать дикой болью, если я не послушаюсь.
Гарри потерял дар речи. Он осторожно коснулся кожи около метки. Драко втянул воздух сквозь зубы, но не отдернулся.
– Он поставил ее так, как это делает Волдеморт, да? – Гарри слишком поздно сообразил, что назвал Волдеморта по имени, и попытался извиниться, но Драко только кивнул.
Гарри содрогнулся, в памяти всплыли душераздирающие крики Люциуса и Снейпа из воспоминаний, которые он видел во время ритуала. Как Люциус мог забыть обо всем и сделать то же самое с собственным сыном?
– Ничего страшного, – сказал Драко. – Учитывая все, я еще легко отделался.
– Как он сумел тебя заставить?
Драко покачал головой.
– Метку никогда не ставят насильно. Я на нее согласился.
– Но ты же не знал, на что идешь, не знал, как будет больно…
– Узнал, когда он начал. Знаешь, почему Темная Метка доказывает верность? Потому что… ну, все кричат, хотя отец сказал, что я сломался раньше других. Так вот, Темный Лорд всегда делает остановку посередине процесса, и проверка на верность – это захочешь ли ты продолжать или предпочтешь остановиться. – Драко закашлялся. – Я захотел продолжать.
Гарри, потрясенный, судорожно хватал ртом воздух.
– Как ты мог!..
– У меня не было выбора, – просипел Драко, и Гарри вздрогнул. Должно быть, Драко сорвал голос, крича от боли, и все же выбрал продолжение мучений, чтобы не остаться лишенным семьи.
Он отогнал эту мысль и глубоко вздохнул. Что сделано, то сделано.
– Разве ты… я хочу сказать, разве ты не боишься, что тебя увидят со мной? Если…
Драко безрадостно рассмеялся и покачал головой.
– Я могу трахнуться с тобой посреди квиддичного поля, и отец вряд ли станет что-нибудь предпринимать. Я уже доказал, кому верен. Ну а если я заблуждаюсь… – он беззаботно пожал плечами, – мне все равно.
– Но…
– Мне просто наплевать. Да, знаю, все видели, как я назначил тебе встречу. Но откуда кому знать, может, мы просто позанимались вместе. В любом случае, кто бы меня ни спросил, я отвечу именно это, – беспечно заявил Драко и снова откинулся на спинку дивана.
Гарри нахмурился. Как не похоже на Драко. Он раньше не был таким безрассудным.
– А метка – она все еще болит? – спросил он, не зная, что еще сказать.
Драко пожал плечами.
– Не очень.
Гарри нерешительно взял Драко за руку, вспомнив, как рукопожатие успокаивало того раньше – в больничном крыле, после побоев Гойла. И удивился, когда Драко не только позволил к себе прикоснуться, но сам обнял и поцеловал Гарри.
– Драко, – Гарри чуть отстранился, – ты…
– Заткнись, – прохрипел Драко, снова поцеловал его, и несколько мгновений Гарри просто плыл по течению. Но спохватился и осторожно оттолкнул Драко, после того как случайно задел метку и тот зашипел от боли.
– Нет. Нет, я думаю, ты еще не в форме… подожди. – Гарри передвинулся, аккуратно развернул Драко и снова привлек к себе. Теперь Драко сидел, прижимаясь спиной к груди Гарри, в свободном кольце его рук. – Просто посиди со мной, хорошо? Просто посиди.
И Драко, который в первый момент испуганно замер, вздохнул, расслабился и закрыл глаза.
-
-
09.11.2009 в 18:17Драко безучастно смотрел в стену. Гарри убрал руки с его талии и заворочался, но потом снова угнездился за спиной, обхватил и прижал к груди. Драко закрыл глаза, стараясь замедлить бег мысли и сосредоточиться на ощущениях.
В последнее время они с Гарри часто так лежали. Привычка при любой возможности, после занятий сексом, подолгу держать друг друга в объятиях появилась с того дня, как Драко вернулся из дома и целый час просто сидел, опираясь на Гарри, – и молчание проливалось целительным бальзамом на открытые душевные раны.
Сегодня объятия почему-то не утешали. Возможно, потому, что непрошеные мысли так и лезли в голову, нарушая покой.
Мысли о том, каким надо быть идиотом, чтобы в это ввязаться.
Мысли о том, как близки к нервному срыву Панси, Грейнджер и Уизли, да и Гарри недалеко от них отстал, потому что за неделю с возвращения Драко возникла уже не одна опасная ситуация. МакГонагалл чуть не застала их в классе трансфигурации, что, при прочих равных, вполне могло бы отвратить Драко от секса на всю оставшуюся жизнь. Гарри чуть не заявился в Большой зал с засосом на шее, который Грейнджер едва успела убрать в последний момент. И только сообразительность Джинни Уизли помешала полному составу рэйвенкловской команды застукать их в квиддичном сарае.
Мысли о том, как мало это его волнует.
Мысли о том, как страшно он кричал, как сильно хотел умереть, пока отец, абсолютно спокойный, выжигал клеймо на его груди.
О том, как в какой-то момент он открыл глаза и заметил проблеск искреннего сожаления во взгляде отца. Но даже после этого тот не остановился, и Драко не знал, лучше это или хуже, чем считать, что отец совсем ничего не чувствует.
Когда все закончилось, отец сказал, что это для его же блага. Вручил ему палочку и кольцо, заметил, что страдания закаляют характер, и решительно выставил из комнаты. Драко, спотыкаясь, добрел до спальни, где его вырвало и где он, дрожа, свернулся в позе эмбриона и плакал, пока не перестал чувствовать что бы то ни было вообще.
Драко закрыл глаза и постарался думать только о тепле тела Гарри за спиной, рук Гарри на талии.
И не думать, как было стыдно, когда пришлось полтора часа молча сидеть в кабинете и слушать, как отец диктует и пишет письма, пока наконец не прозвучало: «Иди сюда» – и не началось наказание. Отец описал во всех подробностях, как и чем Драко разочаровал его: никогда не был достаточно хорош, никогда не был достаточно умен, позволил Грейнджер превзойти себя в учебе, позволил Поттеру превзойти себя в квиддиче, позволил Гойлу избить себя до полусмерти. Недостаточно хорош, чтобы быть Малфоем. Недостаточно хорош, чтобы быть сыном Люциуса. Сплошное разочарование во всем.
Другими словами – обычное дело, ничего нового. Драко выслушивал такие упреки, сколько себя помнил.
Но попробовав на вкус Изгнания Из Семьи, он стал воспринимать их несколько иначе. Если раньше при угрозе отречения Драко разрывался между страхом, недовольством и иногда – скукой, сейчас он в полной мере оценил, что это означало.
Гарри нежно поцеловал его в затылок.
Это означало отсутствие фамилии. Отсутствие семьи. Это означало позор перед всей школой. Это означало благодарность Гойлу за то, что он уложил Драко на больничную койку. Это означало страх за собственную безопасность, и отчаяние, и неизвестность – увидит ли он когда-нибудь Малфой Мэнор, свою комнату, пруд, в котором купался ребенком. Войдет ли когда-нибудь в портретную галерею Малфоев. Поговорит ли когда-нибудь с двоюродной прапрабабушкой, дамой в зеленой шали, которая была знаменитой повитухой во времена Ренессанса, или с маленьким мальчиком, который уехал учиться в Дурмштранг в прошлом веке, или с Финеасом Блэком.
Это означало быть бедней, чем даже Рональд Уизли. Это означало не иметь абсолютно ничего.
Это означало слышать те же самые упреки, испытывая страх совершенно иного порядка, отчаянно борясь с рыданиями – и чувствуя в то же время странное безразличие.
Драко вздохнул, когда пальцы Гарри погладили его по груди.
Это означало немедленно согласиться, когда отец спросил, желает ли Драко искупить вину. Согласиться с облегчением, без колебаний, не заботясь, чем именно придется искупать, лишь бы только получить возможность вернуться в семью.
Это означало согласиться снова – и снова без промедления, когда отец объяснил, в чем будет состоять искупление, согласиться, несмотря на воспоминания о том, как сам отец когда-то кричал от боли.
Рука Гарри заскользила вниз, к животу, и Драко накрыл ее ладонью.
Это означало кричать до полной потери голоса, почувствовать прекращение боли, увидеть, что метка выжжена не до конца, и согласиться еще раз – уже шепотом. Потому что альтернатива пугала сильней, чем любая боль.
Это означало уже неделю сознавать, что ему безразлично, придется или нет проходить эту процедуру еще раз.
Рука Гарри скользнула еще ниже, и Драко улыбнулся, заметив, что невинные объятия неуловимо изменились и появились первые признаки возбуждения.
Это означало, что ему действительно безразлично, – пусть даже Панси плакала, когда узнала, что с ним сделал отец, хотя не видела метки своими глазами. Драко никому бы ее не показал – кроме Гарри, который, хорошо это или плохо, в некотором роде имел право знать.
Драко откинул голову, и губы Гарри заскользили по шее.
Это означало, что Блейз все еще не смотрел в его сторону. Крэбб и Гойл все еще не разговаривали. С тех пор как он вернулся, никто из всего Слизерина, кроме Панси, не сказал ему ни слова. Они просто не знали, как себя с ним вести – снова Малфой, но Малфой, покрытый позором. Они делали вид, что его не существует. Драко был этому только рад и большую часть времени проводил либо в библиотеке, либо в спальне, либо вместе с Гарри.
С Гарри, чья рука продолжала нежно работать над членом Драко, пока губы ласкали ухо и шею.
С беспокойством Гарри, его напрасными возражениями.
С теплым дыханием Гарри, ласковыми руками, твердым горячим телом – в заброшенных аудиториях, в чуланах и кладовых, в Выручай-комнате, а иногда – в их старой квартире, как сейчас.
Пусть даже сэр Ксандр иногда бросает странные взгляды – как сегодня, например, – когда Драко приходит в квартиру, используя только самый минимум маскирующих чар.
Его это не волнует.
В конце концов, что еще отец может с ним сделать?
Зря он вспомнил об отце. Когда Драко думал о нем, в душе вскипал яростный гнев, и это отвлекало от более приятных вещей, вроде тех, что Гарри делал сейчас там, внизу, или вроде чувств, которые вызывало в Драко нарастающее возбуждение Гарри.
Должно быть, Драко звуком или жестом дал понять, что не настроен сейчас на секс, потому что движения рук и губ Гарри изменились. Он все еще поглаживал, но больше не пытался возбудить. Он даже хмыкнул и слегка отодвинулся, чтобы не тереться о Драко твердеющим членом.
Уже не в первый раз мысли об отце портили настроение. Неважно, были ли эти мысли полны ненависти, или негодования, или иногда – жалости. Жалости – потому что Люциус в праведном гневе перегнул палку и, как Драко был уверен, отчасти сожалел о том, что сделал.
Не о том, что заклеймил сына, словно животное, да еще таким способом, что Драко до сих пор просыпался от кошмаров, которых соседи по комнате старались не замечать. Но о публичности отречения – снова первая полоса «Пророка», какая досада, можно подумать, газете больше не о чем писать, – потому что вытащил на свет божий то, что было слишком рано сообщать широкой публике. Потому что никакой отец не поступил бы так с сыном только из-за неподобающего флирта. При появлении в газете первой, невинной фотографии Люциус и глазом не моргнул, заявив, что «уважает личную жизнь своего сына», – но при появлении не такой невинной второй совершенно потерял над собой контроль. Что еще он мог сделать, чтобы ярче продемонстрировать политические убеждения?
Бедный отец. Ловкий политик, мастер изощренных слизеринских интриг, совершил тактическую ошибку – и все из-за глупости своего никчемного сына.
Хотя Драко подозревал, что отцовский промах в конечном счете большой роли не сыграет. Он может закрыть отцу доступ в некоторые, желанные места, но вряд ли задержит выполнение планов Темного Лорда.
Панси, читая газеты, в последнее время выглядела подавленной. Судя по тем крохам информации, что Драко мог уловить из редких бесед, которые при нем вели, Что-то Затевалось. Тео Нотт выглядел слишком самодовольным, чтобы предполагать иное. «Пророк» сообщал о кражах магических драгоценностей, о пропажах известных людей, о признаках того, что Темная сторона собирает силы. Тут и там, во время праздников и общественных мероприятий, замечали Пожирателей смерти.
Но все же дела шли не так хорошо, как предполагалось. Бросалась в глаза не только надменность слизеринцев по отношению к тем, кому через несколько месяцев предстоит пресмыкаться и ползать в пыли. Были заметны – с обеих сторон политической пропасти – сомнения, замалчивание, а еще – страх и неуверенность.
-
-
09.11.2009 в 18:18Не повинуясь только в одной мелочи – продолжая спать с человеком, который, очень может быть, разрушит все их планы. Потому что Гарри не использует Драко как подручное средство, чтобы увековечить свою монограмму. Потому что Гарри обнимает и дарит утешение и тепло, которых Драко ни от кого больше не получает. «Два бедных несчастных мальчика», как когда-то с издевкой назвал их Блейз, – что ж, может, так оно и есть на самом деле, ну и пусть, ну и ладно. Теперь они еще и два бедных отмеченных мальчика – ну разве не прелесть?
Единственная проблема – Гарри стал слишком осторожен и временами проявлял невыносимую деликатность. Он смотрел на Драко, словно тот вот-вот разобьется, и обращался с ним соответственно. Иногда Драко хотелось дать Гарри пощечину, чтобы стереть с его лица это обеспокоенное выражение.
Сейчас Гарри старался даже не смотреть на газету, лежащую на прикроватной тумбочке, чтобы не ранить ненароком нежные чувства Драко.
Но Драко это совсем не заботило.
– Похоже, что-то затевается, – сказал он, вызывая Гарри на разговор, кивнул на газету и повернулся на спину.
– Я знаю, – помолчав, немного нервно откликнулся Гарри.
– И что ты думаешь?
– Думаю, это ужасно.
Драко пожал плечами.
– Все лучше, чем сидеть и ждать, когда рванет.
Гарри недоверчиво уставился на него.
– Ты и правда так думаешь?
– Только не говори, что тебе не надоело жить в страхе. Разве не станет легче, когда все закончится?
– Смотря кто победит, – сухо ответил Гарри.
Драко снова пожал плечами.
– Разве тебя это не волнует? – спросил Гарри.
– А должно?
– Уверен, отец был бы в восторге, если бы тебя сейчас услышал, – заметил Гарри. – И какой тогда смысл в твоей метке?
– Роспись по коже, – огрызнулся Драко, рассердившись на небрежный тон Гарри. – Правда, симпатичная? Уверен, она скоро войдет в моду среди наследников семейств.
– Ненавижу ее. Еще сильней ненавижу то, что в один прекрасный день ты можешь заполучить вторую – на руку.
– Не стоит так переживать, – равнодушно ответил Драко.
– Ты ее примешь?
– Шутишь? Конечно, приму, – ответил Драко. Его рот еще произносил слова, а в мозгу уже зазвенел сигнал тревоги.
Гарри сел в постели.
– Ты действительно станешь Пожирателем, если тебе велят?
– Да.
– Боже.
Гарри некоторое время молча смотрел на него. Оцепенение понемногу прошло, непонятно на кого направленный гнев отступил, и Драко заметил, что чувствует себя немного лучше.
Потом Гарри глубоко вздохнул.
– Так не может больше продолжаться, – сказал он примерно в десятый раз с момента возвращения Драко.
– Не может, – согласился Драко, которому этот разговор уже порядком надоел.
– Послушай, твой отец…
– Убьет меня, да, я знаю. – Драко потер глаза и лениво потянулся. – И мне нужно помнить об этом или, по крайней мере, стараться быть осторожным. Знаю я.
– Нет, не знаешь, – отрезал Гарри. – Я все прекращаю. Мы не можем больше встречаться.
– Ты хочешь расстаться?
– Да, – твердо ответил Гарри.
Драко расхохотался.
– Какая прелесть. Вот спасибо. Я получил клеймо за то, что спал с тобой, – и уже через неделю ты решил от меня избавиться. Как приятно узнать, что я для тебя так много значу. Ну, что поделаешь. Я хочу сказать, Мальчик-Который-Выжил может делать все, что захочет, правильно?
– Думаешь, я хочу? Я ухожу из-за твоего отца и из-за того, что ты собираешься присоединиться к Волдеморту…
– О, ради бога!
– Я не хочу уходить. Волдеморт снова влияет на мою жизнь, из-за него в ней снова что-то идет так, а не иначе, – и причем именно так, как я совсем не хочу!
– Бедняжка, – презрительно процедил Драко.
Гарри гневно сверкнул глазами.
– Меня растили магглы – Волдеморт. Когда я приехал в Хогвартс, на меня таращились во все глаза – Волдеморт еще раз. Тримагический турнир – снова он, смерть Седрика – снова, гибель крестного, первый сексуальный опыт, даже первая женитьба – все произошло так, как произошло, и тогда, когда произошло, из-за Волдеморта. Пусть даже из нашего брака выросло что-то хорошее, я все равно сейчас это теряю, и снова из-за проклятого Волдеморта. И плевать я хотел, что ты не желаешь слышать его имя. Я живу каждый чертов день моей жизни, помня, что Волдеморт сделал со мной, и буду называть его как захочу, смущает это тебя или нет.
– Если сможешь отвлечься от жалости к себе, вспомни, что моя первая женитьба тоже произошла из-за Волдеморта. – Легкость, с которой запретное имя сорвалось с губ, немного испугала обоих, но Драко был не настроен слишком долго над этим задумываться. – И если вышвыриваешь меня прочь, не рассказывай, что делаешь это для моего же блага – меня от такого тошнит.
Гарри сморгнул, потом на его лице появилось презрительное выражение.
– Неужели? – насмешливо протянул он. – А отцу ты веришь, когда он говорит тебе то же самое.
– При чем тут, черт побери, мой отец?
– При всем. Мне до тошноты надоело разбираться с твоими комплексами на его счет.
– Что?!
– Ты безнадежен. Даже не видишь, что он из себя представляет. Мне это действительно надоело.
Драко ухмыльнулся. Великодушием здесь и не пахнет. Скорей уж, выплескивается наболевшее.
– Твой отец – жестокий ублюдок, такой же, как Дурсли, даже, возможно, еще более жестокий, потому что любит тебя. Дурсли, по крайней мере, никогда не изображали родственных чувств.
– Ты сравниваешь его с магглами?!
Гарри с отвращением покачал головой, встал и начал натягивать одежду.
– Он не заслуживает твоей верности. Но тебе слишком хорошо промыли мозги, чтобы ты это понимал или чтобы тебя это хоть немного волновало. Возвращайся домой. Возвращайся и будь таким, каким хочет видеть тебя отец, возвращайся, чтобы в следующий раз он мог снова отречься от тебя. – Гарри застегнул брюки. – О, и если кто-нибудь спросит, можешь сказать, что это ты меня бросил. Порадуешь папочку, – бросил он через плечо, выходя за дверь.
Драко ошеломленно смотрел вслед, постепенно закипая от злости. Гнев возрастал с каждой секундой, пока Драко одевался, и превратился в бешенство к тому времени, как он отправился в подземелья, желая проклясть любого, кто только даст ему повод.
Он все еще злился, когда около часа спустя в спальню заглянула Панси.
– Как ты? – осторожно спросила она, остановившись в дверях.
– Нормально, а что? – натянуто ответил он, уткнувшись в учебник по зельеварению.
Панси глубоко вздохнула, вошла и села рядом на кровать.
– Я столкнулась с Поттером. Или, скорее, он столкнулся со мной. Он рассказал, что случилось.
– Неужели.
– Как ты, Драко?
– Да замечательно. – Драко сделал пометку в тексте. – У нас все равно бы ничего не вышло, правда? По крайней мере, теперь мне больше не грозит еще один вопиллер.
Панси вытянула руку и захлопнула его учебник; на ее лице застыло деланное безразличие.
– И ты не против? Не хочешь попытаться вернуть его?
– Мордред, конечно, нет, – сердито выплюнул Драко. – По мне, пропади он пропадом. А теперь – могу я закончить эссе для Снейпа?
– Конечно, – ответила Панси, встала и задумчиво посмотрела на него, склонив голову набок. – Что ж, не могу сказать, что мне жаль. Но мне действительно интересно, почему Поттер не попал в Слизерин, – пробормотала она, выходя из комнаты.
-
-
09.11.2009 в 18:19Вымотавшийся за игру Рон последним вышел из раздевалки и запер за собой дверь. Матч расстроил его, хотя как команда они никогда не играли лучше. Их охотники забили шесть голов, в то время как Рон пропустил только один, несмотря на неистовые атаки хаффлпаффцев.
К несчастью, все это бесполезно, когда ловец упускает снитч.
Но как было бы хорошо, если бы сегодняшние проблемы этим и исчерпывались.
– Уизли, – прошипел кто-то рядом, и Рон с удивлением заметил Малфоя. Он стоял в тени квиддичного сарая и с вызывающим, хотя и смущенным видом жестом подзывал Рона к себе.
– Чего тебе? – утомленно спросил Рон, подойдя ближе и оглядываясь, чтобы проверить, не оказались ли они на виду у всей школы. Несмотря на усталость, он был несколько заинтригован, потому что с тех пор, как Малфой бросил Гарри неделю назад, он вел себя так, словно гриффиндорцев вообще не существует. Не то чтобы с другими он вел себя иначе – после отречения он вообще мало с кем разговаривал.
– Почему Гарри не играл? – выпалил Малфой.
Что за черт? Рон сердито сдул челку с глаз.
– На последней тренировке Джинни летала лучше, поэтому он решил поставить ее.
– Он что, заболел?
– Он… – Рон замялся. – Мы не знаем. Он стал очень рассеянным. А еще плохо ест и плохо спит.
– Он ходил к Помфри?
Рон на минуту задумался. Неизвестно, понравится ли Гарри, что Рон обсуждал его с Малфоем. И неизвестно, что лучше: выдать личную информацию тому, кому не надо, или настроить против себя того, кто на самом деле может оказаться другом, – как Гермиона поступила с Паркинсон в прошлом октябре.
– Помфри немного встревожилась, – наконец сказал он уклончиво, – но пока не знает, в чем дело. Говорит, это может быть что-то вроде простуды.
– Ты ей не веришь?
Рон нахмурился, недовольный тем, что приходится объясняться. Какого черта Малфой лезет в дела Гарри? Он сделал свой выбор, вернулся к отцу и послал Гарри подальше, целую неделю ни на кого из них не смотрел, а теперь вдруг… что? Беспокоится о здоровье Гарри? Или ему просто любопытно?
С другой стороны, видно, что Малфою сейчас сильно не по себе, словно он пришел к Рону вопреки голосу рассудка. Это почему-то вызывало доверие. Почти.
– Не совсем. – Рон глубоко вздохнул. – Я думаю… думаю, его прокляли.
Малфой уставился на него.
– И давно ему плохо?
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Рон.
– Не глупи, – рявкнул Малфой, и Рон сразу насторожился. Видимо, он разговорился зря.
– Что ж, приятно было побеседовать, – язвительно сказал он. – Давай больше не пересекаться, ладно?
Он шагнул в сторону, но Малфой схватил его за плечо.
– Уизли…
– Какого черта, Малфой? – воскликнул Рон, выдергивая руку.
– Какого черта ты выделываешься? – раздраженно ответил Малфой.
– Какое тебе дело до здоровья Гарри? – парировал Рон. – Ты ведь больше не заботишься о нем?
– Я… нет.
– Вот и славно.
– Я о нем не забочусь, но… – Малфой умолк и отвел взгляд.
– Послушай, – с жаром начал Рон. – Ты бросил его, после того как на тебя надавил отец. Никто тебя не винит, но не надо…
– Подожди – что? – прервал его Малфой и нахмурился. – Это он так сказал?
– Что?
– Что я его бросил.
Рон удивленно сморгнул.
– А-а… разве нет?
– Нет! – Рон вытаращил глаза, и Малфой зарычал: – Мерлин, Уизли, закрой рот.
Рон послушался. Мысли метались, как загнанные. Если подумать – нет, Гарри не вдавался в детали разрыва. Они сами так предположили, он просто не стал их разубеждать.
– Ну, Гарри знал, что рано или поздно ты бы все равно ушел от него, – заявил он, стараясь сохранить твердость тона.
– Ну конечно, – съязвил Малфой. – Ведь он у нас так хорошо разбирается в людях.
– Малфой…
– Слушай, я просто хочу узнать, что с ним происходит, – нетерпеливо выпалил тот.
Рон уставился на Малфоя, на мгновение лишившись дара речи. Наконец кашлянул, прочистив горло, и заговорил, тщательно выбирая слова:
– И все же – какое тебе дело? Неважно, кто кого бросил, ты выбрал себе сторону.
– Он мне не враг, – тихо сказал Малфой.
– Может быть, и нет, – задумчиво ответил Рон, – но… Послушай, Малфой, извини, но дела Гарри тебя больше не касаются. Иди ты… в Слизерин.
-
-
09.11.2009 в 18:19– Итак, куда он, к черту, делся? – потребовал ответа Малфой три дня спустя, загнав Гермиону в угол после урока арифмантики.
Она смерила его ледяным взглядом.
– Прошу прощения?
– Прекрати, Грейнджер, не сейчас. Где Гарри? Почему он не ходит на уроки?
Гермиона открыла рот, чтобы послать Малфоя подальше, но одернула себя. Рон рассказал ей о встрече, не забыв упомянуть тот странный факт, что именно Гарри оказался инициатором разрыва. А еще – что Малфой, кажется, по-настоящему беспокоился о Гарри и действительно тревожился, не случилось ли с ним чего серьезного.
Она внимательней присмотрелась к Малфою и заметила напряжение, сквозившее в позе и выражении лица.
– Он… в больничном крыле, – наконец сказала она, заметив, что Малфой расслабился, как только она согласилась отвечать, но сразу же напрягся, услышав новости.
– Почему? Что с ним случилось?
– Это тянется уже давно. Тошнота, головная боль, неспособность сосредоточиться – все это мучает его с января или около того, только теперь улучшения больше не наступает.
– С января? – озадаченно переспросил Малфой.
– Ему то лучше, то хуже. Разве ты не замечал?
– Мне всегда казалось, что он здоров. Кроме последней недели – или около того.
Гермиона постаралась сохранить внешнюю невозмутимость, но мысленно упрекнула себя: она даже не замечала, что Малфой, очевидно, обращал пристальное внимание на Гарри, как бы ни делал при этом вид, что гриффиндорской половины класса вообще не существует. «Слизеринцы», – раздраженно подумала она.
– Что ж, это не так. Ему давно нездоровится. Пару недель было получше, но потом опять стало хуже. А на прошлой неделе – совсем плохо. Мадам Помфри уже не знает, что делать. Она испробовала и бодрящие чары, и расслабляющие, и заклятия для повышения внимания, и еще всякое такое, но ничего не помогает. Тошнота и беспокойство только усиливаются.
– А это не похоже на то, разбалансирующее…
– Нет, она проверяла. И Гарри сказал, что, э-э-э… при сексе не было таких ощущений, какие у вас были под действием проклятия.
– Не было. Он нормально себя чувствовал. А при сексе с другими?
– Он ни с кем больше не спал. – Гермиона помолчала. – Сказал, что чувствовал бы себя неверным.
Малфой взглянул на нее с удивлением, потом задумчиво нахмурился.
– А ты спал – с Паркинсон, правильно? – спросила Гермиона.
– Да, – рассеянно ответил он. – И со Стивеном Корнфутом.
– С Корнфутом?
– Да, пару раз, но ничего плохого со мной не случилось. – Он нахмурился еще сильнее. – Но… но Гарри же был здоров. Он говорил, что чувствует себя прекрасно. Он действительно чувствовал себя прекрасно. Кроме того, что за проклятье может временно ослабеть, а потом усилиться снова?
– Не знаю.
– Ты работаешь с Помфри?
– Да.
– Хорошо. – Малфой рассеянно пожевал губу. – Если в этом можно разобраться, ты разберешься.
– Я… надеюсь.
– Я ни разу не заметил, чтобы ему было плохо, – почти про себя повторил Малфой.
– Так уж вышло, что ты встречался с ним во время улучшения между приступами болезни, чем бы там она ни была. Или именно ты вызвал улучшение, – кстати, если это действительно так, мадам Помфри хочет с тобой поговорить.
– Что ты имеешь в виду?
– Она обнаружила на Гарри чары, уменьшающие то ли тошноту, то ли раздражительность, то ли и то, и другое вместе, причем наложенные довольно давно. Несколько месяцев назад. Сама она их не накладывала, и Гарри не помнит, чтобы их накладывал кто-нибудь другой, – вот мы и подумали на тебя. Мы решили, что ты, наверное, устал слушать, как он жалуется на нездоровье, и наложил чары, чтобы он прекратил.
Малфой озадаченно покачал головой.
– Нет, он ничего мне не говорил. Уменьшающие раздражительность?
– Он жалуется на зуд, словно по нему ползают муравьи. Но если не ты, кто тогда мог это сделать?
– Будь я проклят, если знаю, – беспомощно ответил Малфой.
– Нужно сообщить мадам Помфри, что ты тут ни при чем. Она расстроилась и сказала, что чары в итоге только ухудшили состояние Гарри. Сказала, что медицинские заклинания нельзя применять без контроля специалиста именно потому, что можно снять симптомы, но не добраться до сути проблемы.
– Не пользовался я никакими медицинскими заклинаниями, – настойчиво возразил Малфой. – Да и не стал бы. Я в них полный профан.
– Еще Гарри не может ни на чем сосредоточиться, хотя я думаю, это главным образом из-за… – Гермиона умолкла. Не нужно озвучивать подозрение, что это главным образом из-за тоски по Малфою. Нет смысла озвучивать. – И у него болят мышцы, хотя вряд ли очень сильно. Но он все больше и больше теряет жизненные силы. Правда, мне кажется, что под брачным проклятьем вам было еще хуже, – конечно, тогда вы старались скрывать, как плохо себя чувствуете, но Гарри сам сказал, что сейчас все не так ужасно… – Гермиона снова умолкла, заметив, что Малфой ее не слушает. Он смотрел в пространство, лицо приняло задумчивое выражение.
– Грейнджер, можешь для меня кое-что сделать? – медленно проговорил он, и Гермиона так удивилась, что забыла ответить какой-нибудь колкостью.
– Что?
Должно быть, ее недоверие было все же достаточно заметно, потому что Малфой на мгновение нахмурился.
– Ладно, пусть не для меня – для него. Нужно, чтобы ты кое-что проверила.
– Зачем?
– Кажется, у меня есть идея. Только я очень надеюсь, что ошибаюсь.
-
-
09.11.2009 в 18:49Спасибо большое, что помните о нетерпеливых читателях, готовых читать и небеченные тексты. Вы как-то упоминали, что фанфин допереведен полностью. Вы продрлжите выкладку глав до конца?
-
-
09.11.2009 в 18:55-
-
09.11.2009 в 19:13Этот небеченный текст даст фору многим вычитанным)))
-
-
09.11.2009 в 20:04-
-
09.11.2009 в 20:11какая огромная замечательная порция "Уз"! я так соскучилась по мальчикам!
спасибо-спасибо-спасибо!
еще немного и я вернусь в лоно гарридрак...
это замечательно!
-
-
07.01.2010 в 02:04-
-
08.07.2010 в 18:33-
-
26.06.2011 в 17:28